— Вубыру? — переспросила Юля.
— Именно так, девушка. Поистине, это космополитичное божество! — хитро улыбнулся директор музея. — Для татар, башкир и удмуртов он — Убыр, для марийцев — Вувер, для карачаевцев — Обур, для коми-зырян — Упыр. — Косогоров вдруг зловеще рассмеялся. — Чувствуете уже, куда я клоню? Для нас, славян, он — Упырь, для всех европейцев — Вампир.
Юля передернулась плечиками:
— Брр! — Она даже перестала есть, ненадолго. — Ведь чуть не поперхнулась, Федор Иванович. Но как интересно.
— Вот и я о том же, милая девушка. Мы точно не знаем, кто жил в Черном городище. Как правило, народы с разными богами в языческие времена не смешивались друг с другом. Племенные боги, зов крови — все это разъединяло людей. Но не так было в Черном городище. Мы не знаем, какие народы тут смешивались друг с другом, думаю, и марийцы, и славяне, и удмурты, и татары, и башкиры, и чуваши, и объединил их темный дух, которому они приносили жертвы. И звался он почти точно Вубыр. И жертвы эти были большими! Потому что очень злым был дух Вубыр. Он приходил ночью и, что называется, давил людей.
— Как это — давил? — опять принимаясь за бутерброд, но осторожно, спросила Юля.
— Душил, не давал дышать, отнимал во сне жизни. Забирал, так сказать!
— А-а!
— Да-да, милая девушка. Женщин, особенно молодых, он давил в образе мужчин, и наоборот, разумеется. Часто он приходил в образе огненного змея, который оплетал вашу шею и не давал дышать. Или злой смеющейся старухи, которая садилась у изголовья и душила человека ледяными руками.
— Ужас, — кивнула Юля. — Кусок в горло не лезет от ваших рассказов, Федор Иванович.
— И правильно!
Но есть она все-таки продолжала. Как и Георгий, глаз не сводивший с рассказчика.
А Косогоров продолжал:
— Люди племени боялись засыпать, существовала даже система заклинаний от этого духа. Хотите узнать подробности?
— Еще бы! — выпалила Юля. — Венедикт Венедиктович нам такого не рассказывал.
— Такого он точно не рассказывал, — тоже с набитым ртом покачал головой Георгий.
Косогоров сладко улыбнулся:
— Турчанинов — археолог в первую очередь, а я — этнограф и фольклорист. — Директор музея поднял указательный палец. — Чуете? И потом, мои предки поколениями жили тут, — он ткнул тем же пальцем в пол, — буквально в эпицентре рождения всех этих легенд, — и вновь погрозил пальцем. — Я вам расскажу! Не знаю, как было в языческие времена, документов, увы, не сохранилось, но, например, когда крещёного чувашина давил во сне Вубур и кто-то из родных просыпался и видел и слышал это, — директор музея даже встал для убедительности и повысил голос, — тот должен был немедленно закричать: «Песмелле ку сына мен пулна!»
