— Сука-а! Вот сука-а! Поймаю — убью!
Это хрипел оскорбленный солдат Тараканов. Из-за плеча Уланова появилась бульдожья физиономия Фрунзенского. За ним кто-то еще хлопнул дверью.
— А вот и он! — неожиданно обрадовался собачник, присел, хлопнул себя ладонями по коленкам, подскочил к Гара-еву и, видимо, от возбуждения перестаравшись, занес руку чуть выше, чем намеревался, — кулак рикошетом прошел над виском и сбил с головы шапку, тут же улетевшую в снег. От удара Гараев качнулся назад, но оттуда грудью наскочил Тараканов. В результате Гараев рухнул на колени, утопив пальцы рук в колючем снегу.
«Началось!» — будто вспыхнула в голове красная табличка.
— Стоять! Всем стоять и не дергаться! — раздался тонкий, высокий и чистый голос Уланова. — Поднимайся. Не трогайте его, отойдите, я сказал, отойдите…
Григорий отметил, что сапоги вокруг него замерли. Он медленно поднялся. Рядом с ним дышал собачник, вопросительно повернувшись к сержанту. А тот, перекрыв дорогу четвертому, которого не было видно, произнес уже тише и тверже:
— Этого парня трогать не дам. Иди в казарму!
Все удивленно молчали. Гараев подобрал в снегу шапку и, отряхивая ее, побрел на свет. Джаббаров нашел его в умывалке, где Григорий мыл руки, — взвод собирался ужинать.
— Ну что, Хакимушка? — спросил он тихо, оглянувшись по сторонам.
— Все нормально, — ответил тот и высунул из кармана бушлата зеленый флакон одеколона. От радости он, казалось, даже торопился на пост.
Чтоб казалось больше, повар профессиональным жестом циркача-иллюзиониста размазывал по тарелке картофельное пюре цвета ранних зимних сумерек — и бросал в него хрупкий кусочек жареной рыбки. Зато чай был светлым.
Расстояние от столовой до казармы — метров тридцать — они прошли в одном «хэбэ», которое протыкали тысячи светлых и пронзительных иголочек пятидесятиградусного мороза. У крыльца перестроились в две шеренги, и Уланов, крещеный в якутских купелях, неторопливо осмотрел свое войско, запрыгнул на вторую ступень, улыбнулся — полководец, одним словом. Зубы ровные и белые, верхняя пуговица расстегнута…
— Бегом в сушилку! — коротко кивнул он головой.
Вот куда всегда торопились так, как в столовую и на второй ярус. Врываясь в теплый воздух помещения, воины расталкивали друг друга и прыгали к металлическим решеткам, горизонтально висевшим над печкой, а уже потом — к вешалке. Основная боевая задача момента заключалась в том, чтобы урвать валенки и шубы поцелее. О целых речи у постовых не было. Шубы чаще всего были худы подмышками, а валенки — подошвами.
