Но вот переливисто зазвонили колокола, и Дёля спохватилась — ведь ее потеряли, ее, должно быть, давно ищет по всей ярмарке отец.
— Теперь он меня будет ругать!..
Степан проводил ее до телеги.
Кудажины остановились на опушке рядом с дорогой. Тут между деревьями стояли телеги с поднятыми связанными оглоблями, а у коновязей лошади. Все это было похоже на огромный цыганский табор.
А Кудажины уже собрались ехать, и отец в самом деле где-то искал Дёлю. На телеге же сидели дед и мать Дёли.
— Заблудилась... — сказала она виновато, покраснев. — Вот Нефедов Степа привел меня...
— Коли ума недостает, так хоть не ври, — сердито сказал дед. — Откуда Нефедов Степа знает, где мы остановились? Вот сейчас отец придет, он тебе покажет, как заблудилась!..
Степану показалось, что старик Кудаж за этот год еще болыше постарел, оттого он такой и сердитый стал.
— Научился, что ли, делать иконы? — спросил его старик.
— По-настоящему еще нет, но скоро научусь. Вот поучусь еще зиму, — храбро ответил ему Степан.
— Когда как следует научишься, то сделай и нам икону. А эту врунью скоро выдадим замуж, — добавил старик.
— А я не пойду замуж! — заторопилась Дёля, еще больше краснея и чуть не плача.
Степану почему-то вспомнилась сестра Ефимия. Она тоже всегда так отвечала, когда ей говорили о замужестве. Сердце у него заныло. Он посмотрел на Дёлю и подумал: «Знамо, выйдет и она. Замуж выходят все девушки...» Он опустил голову. День как-то сразу померк. Степан простился и побрел прочь. Перед ним неотступно стояло лицо Дёли, и сердце сжималось, хотелось плакать, хотелось даже побежать обратно — может быть, старик пошутил?..
Он подошел к дому брата. Отцовской телеги во дворе не было — уехали. Сердце заныло еще больнее.
— Посмотри, какие сапоги купили тебе с отцом, — сказал Иван. — Померь, не малы будут?
Петярка вытащил сапоги из-под кровати и подал Степану. Тот нехотя сел на порог разуваться. Из предпечья вышла Вера, на голове у нее красовался новый платок. Все улыбались, у всех было хорошее настроение.
— А наша правда, братик, сундуки в одночасье растащили! — сказала Вера. Какие сундуки? Ах, те самые...
10
У брата Степан жил до глубокой осени. С первыми холодами он собрал свой узелок и отправился к Тылюдину «писать иконы». На этот раз ни брат, ни сноха не возражали, что он взялся за новый пиджак. Промолчали и о сапогах. В узелке у него добра не густо — смена белья, полотенце и две истершиеся кисти. День он себе назначил сам — после Ивана Богослова, после братовых именин. Как раз выпал первый снег.
