Работать было трудно, и Поликушин думал, как быть дальше: «Уйти на-гора, отказаться от забоя... — Хотя группа инвалидности у него была, но Антон Поликарпович не признавал себя калекой. — На какую меня пошлют работу? — угадывал он. — Путевым, насыпщиком? Не-ет, пусть там работают бабы, а я — забойщик!..» — сцепил зубы Поликушин.
Продев крючок лампы в лацканы спецпиджака, он потащил молоток в ножку — нижнюю часть уступа. Вбив крепежную стойку у самого пласта, снял брючный ремень и привязал один конец к молотку, а другой захлестнул за стойку. Молоток повис, Антон Поликарпович снизу обхватил его здоровой рукой и нажал на ручку грудью, молоток застрочил, словно автомат, и вниз по лаве полетели куски угля.
«Вроде что-то получается, — повеселел Антон Поликарпович, — лампа мешает». — Он снял ее с шеи, удобно пристроил и подмигнул заблестевшему от света угольному пласту.
Работа шла, и уголь становился мягче, метан, выделяясь из кромешной глубины, гулко ухал, рыхлил пласт. Поликушин так увлекся, что не сразу заметил, как мощно стал бухать газ. Теперь при каждом ударе пики пласт взрывался сильнее и сильнее.
Временами Антону Поликарповичу казалось, что пласт начинен запалами от гранат. Угольная крошка секла руку, била в лицо. Того и смотри без глаз останешься.
По всей лаве стояла стрельба, порой бухало так, как будто в десяти шагах рвались мины. Последний раз так рвануло, что по завалу прошел треск и скопившаяся там пыль черным облаком поползла к забою. Стук молотков прекратился, постепенно затихла и стрельба.
Антон Поликарпович, привалившись спиной к породе, взвешивал положение.
— Эй, забойщик!— услышал он снизу голос. — Подожди, не сори, дай пролезем!
— Лезьте! — ответил Поликушин.
В ножке, словно в бездонной яме, замигал слабый огонек, за ним показалось еще несколько — чуть поярче первого.
«Смена уходит», — предположил Антон Поликарпович.
— Бухает? — спросил приблизившийся человек.
— Пошаливает маленько, — устало сказал Поликушин.
— А ты, я вижу, стреляная птица. Мы думали, новенький, начнет бить — удрапаешь. Теперь понятно. Зря вот только к нам пришел. Кончай, на-гора пошли. Соседу моему по уступу лицо и руки посекло...
Мимо Антона Поликарповича пролезли остальные, у одного, которого подстраховывали товарищи, чтобы он не свалился вниз, лицо и руки словно нефтью залило...
Поликушин остался в лаве один. Растревоженный метан никак еще не мог успокоиться, изредка потрескивал в нижних уступах.
