— В шубе и валенках, — дополнил картину Генка, — представляешь?
— Еще бы!
— Выходит, что это для нас небольшое развлечение, а Мыкола?.. Я думал, Батанов заорет на него, как обычно, а он — «сам полезу». С его комплекцией. У меня и то поджилки трясутся.
Заменив шланг, мы подвели форсунку к оси огромных колес, от которых уже несло теплом и пахло машинным маслом; закрепив шланг, стали спускаться.
— Как ты думаешь, ждет нас начальник?
— Вот спустимся, увидишь.
Я чувствовал, Генка что-то недоговаривает, но было так холодно, что совсем говорить не хотелось.
Лестница кончилась. Батанов по очереди снял нас, совсем как маленьких детей.
— А ну, бегом в мастерскую! — приказал он.
Дверь пронзительно взвизгнула, мы увидели торчащий из-под верстака толстый зад. Мыкола гремел патрубками, вроде выбирая нужный. Немного погодя он вылез и, подняв на нас красные, опухшие глаза, спросил:
— Зробылы?
— Сделали.
— А де же Евсеевич?
— Сейчас придет.
— Я в шахту поехал, на «Пугачевке» трос у машины лопнул.
Немного погодя пришел начальник.
— Согрелись?
— Почти.
Евсеевич подмигнул нам и вошел в кабинет. Ни разу мы не видели его в таком настроении. Генка ткнул локтем меня под бок и кивнул головой на дверь начальника.
— За мной, — приказал он. — Евсеевич, можно?.
— Входите. Садитесь вон туда, на ящик к батарее. Сегодня хорошо топят. Подождите немного, я вот допишу...
Мы уселись. Резкий запах новой резины напоминал, что ты не дома, и, как бы ни хотелось спать после мороза у горячих батарей под монотонный гуд компрессора, приходилось крепиться. Наконец Батанов кончил писать, внимательно посмотрел на нас.
— Евсеевич, нам нужна смена. Мы ходим в школу, из-за смены пришлось оставить, — сказал Геннадий.
Начальник нахмурился. Поскреб шею, потрогал на лице шрам.
— Вам нужна постоянная первая смена?
— Да.
— Как бы я ни мудрил, рабочие не согласятся. А что, если я разрешу вам приходить на работу на два часа позже — в двенадцать? Но и уходить вам придется позже.
— Это нас устраивает! — поспешили мы согласиться.
— Договорились.
— Никогда не думал, что он такой, — сказал Генка.
К половине двенадцатого мы приходили в цех. На железном шкафу, где хранился инструмент, Батанов мелом писал для нас наряд. Почерк у Батанова был неважный, кривые скачущие буквы. Генка говорил по этому поводу: «Я думаю, что его трясла лихорадка».
Мы читали, что нам надо сделать до вызова в шахту.
— Тебе не кажется странным, что последнее время мы не видим Мыколу?
