— Чего это все повадились на Соломенный кордон? — вслух спросил Василий. — Вот ты вроде неплохой человек, мог бы остановиться у меня или у кого другого. Или вам нравится, что Сапрон за постой денег не берет?
— Почему ты думаешь, что он не берет?
— В этом я уверен...
— Мне все равно, у кого остановиться, но на кордоне, говорят, вольготнее, тише.
— Только вот ежели тише, а жить с таким зверюгой, с таким цепным псом под одной крышей не приведи случай. Вот знал бы ты, сколько он вреда людям сделал. Взять, к примеру, меня. Вот с молокозавода по чьему доносу меня убрали?.. По его!
— Что он, за тобой следил?
— А вот, может быть, и следил... Он, как паук, забьется в крепи и выжидает. Чуть что — он вот он!.. Выдал, зверюга, как я масло из цистерны выволакивал... А каких трудов мне стоило, каких денег, пока я достал сетюшку. Недели две назад поставил я ее под лед, а он тут как тут. Выдернул, изорвал, изрезал. А зачем?..
— Как зачем, верни он тебе сеть — ты ее завтра же опять поставишь. Он за порядок отвечает.
— Все мы отвечаем!.. — Василий энергично рубанул воздух рукой. — Что он, один за этим порядком смотрит? Есть окромя его. Взять хотя бы того инспектора, который до него был. При том вся деревня рыбу ела, еще и продавали. А этот сам не гам и людям не дам.
— Оттого, что честный человек, и его за это уважают.
— Держи-кось, вот! — Василий свернул большой кукиш и сунул в мою сторону. — Зауважали. Как съехал с кордону лесник, так он и кинулся вон из деревни. Думаешь, весело ему одному-то в лесу? Небось не сладко. А все оттого, что «зауважали» его. Жинка и та с ним не живет.
— Злой ты человек.
— Это почему я злой?!
— Так мне кажется.
У развилки машина остановилась. Василий слез первым, я за ним. Он пересек дорогу и направился к большим суковатым ветлам, под которыми плескалось целое море воды.
Рядом с ветлами на бугорке сидело несколько женщин. Они оживленно о чем-то болтали, смеялись.
Я остановился у ветел. Такого разлива мне не приходилось видеть за всю свою жизнь. Там, где была роща, прямо из воды торчали деревья и кусты, залиты водой поля, луга, а вдали, словно корпуса барж, — избы. То тут, то там, белея, плавали разного размера куски льда.
Я поздоровался с женщинами, стал присматриваться к ним,
Василий потеснил крайнюю из женщин, сел рядом на солому. Те некоторое время помолчали, покосились на Василия, в мою сторону и продолжили разговор. Речь шла о половодье.
— Ночью я проснулась, на пол ступила и вскрикнула. Вода холодющая — по щиколотку... — рассказывала молодуха в сером платке.
