И теперь Ирина Петровна считала, что дамочка, разозлившись на нее, решила отомстить, звонит и молчит в трубку. Она подходила к телефону, говорила «слушаю» и начинала в ответ на молчание:
— И не совестно? Вот уж поистине стыд не дым, глаза не ест.
В трубке всё молчали, а Ирина Петровна постепенно разгоралась.
— Все одно, молчите или не молчите, а ничего у вас не выйдет, — самодовольно изрекала она. — Я же знаю, кто это, так вот, знайте, я ничьей рабой не была и не буду...
В конце концов подбегал Сева, если он был дома, и вырывал у нее из рук трубку, разговор мог продолжаться до бесконечности, Ирина Петровна была неутомима в перечислении нанесенных ей обид и собственных заслуг...
Только лишь одна Надежда справедливо решила:
— Это Артем...
Он молчал по нескольку раз в день, причем стоило ей, Надежде, подойти к телефону, сказать, по своему обыкновению, протяжно: «Да, я слушаю...» — звонки мигом прекращались. Словно невидимый абонент только того и ждал, чтобы услышать ее голос.
Как-то он подстерег ее возле института, она возвращалась с лекции, и он встретился ей на улице. Все такой же оживленный, подвижной, загорелый, правда, темные волосы его немного поседели, вокруг глаз появились мелкие морщинки.
Протянул ей руку:
— Привет, родная...
— Привет, — сказала Надежда.
Старательно отводила глаза в сторону, чтобы не встретиться с ним взглядом. Вдруг (в который раз!) осознала, до чего ей тяжко без него и как отрадна для нее эта встреча, которой она в одно и то же время и боится и желает...
Он шел рядом, не касаясь ее.
— Как живешь? — спросил.
— Нормально, — ответила она.
Он скользнул взглядом по ее лицу.
— Ты похудела и...
— И подурнела? — продолжала она. — Валяй, не стесняйся. Или хотел сказать, что к тому же и постарела?
Он кивнул.
— Есть немного. Как-то возмужала, что ли...
Она усмехнулась:
— Возмужала — слово не самое подходящее для женщин...
— Только не обижайся, ладно?
Она не обиделась. Его слова лишь чуть-чуть царапнули ее, словно он говорил о ком-то другом, постороннем.
Позднее она поняла свое ощущение: что бы он ни сказал, даже если бы и выругал ее самыми страшными словами, это ничего бы не изменило. Она продолжала бы любить его, но все равно, как решила, так тому и быть, хвали он ее или кори, любуйся или отворачивайся, она к нему не вернется. И не быть им уже никогда вместе...
— Ты домой? — спросил он.
— Нет, в библиотеку.
— А когда дома будешь?
— Должно быть, совсем не буду.
— Что так?
— Поеду к маме, там заночую.
