Надежда вглядывалась в фотографию бабки, единственную уцелевшую в их семье: красивая большеглазая барышня в белой батистовой блузке с высоким воротом сдержанно улыбалась нежным девичьим ртом.
Волосы, видно, густые, зачесаны назад, на лбу пышная челка, на висках кудрявые завитки, в ушах сережки-ягодки.
Кто бы подумал, что это и есть та самая царь-девица, храбрая революционерка, бесстрашная воительница, о которой в их роду шли легенды!
Надежда считала, что у нее сильный характер — в бабку.
Жаль, правда, что лицом не удалась в нее, бабка была красавица, а она, Надежда, самая обыкновенная, ни красивая, ни уродливая.
И Артем когда-то говорил:
«Ты у меня рядовой товарищ, таких по двенадцати на каждую дюжину...»
И смеялся. А она не обижалась. Любила его без памяти.
Она старалась не вспоминать о нем, а он, как нарочно, виделся в каждом проходившем по улице мужчине.
У нее сердце падало: он, Артем, идет ей навстречу, в глазах возникал туман, становилось трудно дышать, мужчина приближался — не он.
Она вздыхала с облегчением, и в то же время сердце покалывало: «Как-то он там? Что с ним?»
Сама от себя скрывала, не желая признаться, что до сих пор любит его, не может не любить.
Сколько раз рука ее уже была готова написать ему письмо туда, в Салехард!
Сколько раз терзало ее неукротимое желание сесть на самолет, прилететь к нему, а там будь что будет!
Но сильная, неуступчивая кровь бабки Капитолины текла в ее жилах.
Надежда стискивала зубы так, что слезы выступали на глазах.
Ни за что, никогда не сделает она первого шага, не напишет, не поедет к нему, а если он объявится, не откликнется ни на одно его слово...
Так и вышло. Он не раз приезжал в Москву, звонил ей, просил встретиться, хотя бы раз, хотя бы ненадолго, она наотрез отказалась, раз и навсегда.
— Нам ни к чему с тобой видеться...
Однажды весной в квартире целый день раздавались телефонные звонки, кто-то все время молчал в трубку.
Леля уверяла:
— Это меня, наверняка меня...
— Кто же этот осел? — интересовался Сева.
— Там, один, ты не знаешь...
И бежала на каждый звонок, красивым голосом произносила «алло» на иностранный манер, спрашивала интимным полушепотом:
— Кто это? Ну, скажите! Ну, я прошу вас...
Севина мать Ирина Петровна не сомневалась, эти звонки предназначены ей, была у нее одна клиентка, прекапризная особа, до смерти избалованная мужем, Ирина Петровна как-то побыла у нее с неделю, потом решительно отказалась.
— У нас не старое время, чтобы исполнять капризы скучающих дамочек...
