Ярема очутился в чрезвычайно «изысканном» обществе: куренной Гром, бывший землемер с Тернополыцины, грузный лохматый мужчина, не переносивший высоких людей и всегда ворчавший: «Садись, чего ноги расставил!» Штабсарцт - военный врач Вильфрид Кемпер, белокурый, с брезгливо искривленными губами, всегда начищенный й наглянцованный, в немецком мундире с кручеными майорскими погонами (если захватят его большевики, станет выдавать себя за бандеровского пленника, которого силой оружия заставили врачевать в схронах). Еще был возле них за лакея Гринь, санитар и палач в одной ипостаси, неуклюжее мурло, лишенное каких-либо человеческих рефлексов. Время от времени наведывался к ним представитель службы безопасности доктор Зенон, у которого от доктора было разве что пенсне на носу, да и то, как считал Ярема, украденное или просто снятое с замученного учителя или инженера.
Куренной Гром придерживался правила - как можно меньше показываться, подчиненным, справедливо рассуждая, что, чем меньше о тебе знают, тем загадочнее, а значит, и могущественнее кажешься этой мелкоте. Все качества, эмоции, все склонности и душевные движения (при условии, конечно, что кто-то попробовал бы отыскать в нем неуловимую субстанцию души) куренного сводились к одному Белову: жестокость. Штабсарцт Кемпер проявлял во всем сонное равнодушие и брезгливость. Как он очутился в курене Грома, Ярема не нот догадаться, а какие-либо разговоры об этом Кемпер сразу пресекал.
Жили под землей, в вырытых укрытиях - схронах, соединенных между собой сложными ходами сообщений, в землянках, обшитых шалевкой, а то и сосновым кругляком, замаскированных снаружи так, что, не зная, можно было просидеть целый день под деревом, а между тем дерево то росло в… ящике, который являлся своеобразной дверцей большого схрона пана куренного. Непосредственно от землянки куренного шли тайные переходы к подземному госпиталю - двум землянкам, обшитым строгаными белыми досками. В одной из них жил Кемпер, вторая служила больничной палатой. Там Кемпер при помощи Гриня и словака Игнаца, который считался фельдшером, а на самом деле только и умел, что ковать коней да пускать кровь бычкам, возвращал к здоровью воителей, попавших под пули преследователей.
Заранее распланированных акций не было. Случайные наскоки на села, убийства активистов или просто сведение счетов: «А-а, ты когда-то назвал меня таким-сяким словом, так теперь получай!…» Больших усилий требовало снабжение сотен харчами. Отправки за харчем относились к самым опасным. Приходилось брить у крестьян, а крестьянин, когда у него отбирают последнее, способен к жесточайшему сопротивлению. Нередко пристреливали вместе с коровой или кабаном и их владельцев. Вешали крестьянину на шею плакат с надписью «Большевик», из коровы вываливали внутренности прямо посреди улицы, тушу закутывали в мешки, быстро волокли к лесу.
