— А кто это — мамонты?
— Это такие древние слоны были, только побольше.
— А они людей кушали?
— Это давно, когда путешественники с ружьями были?
— Тогда ружей не было, луки были.
— И пистолеты другие были?
— Нет, и пистолетов не было...
— Это когда гусиными перьями писали?
— Ты проснулся?
— Как видишь, я зеваю...
1953 год. По радио говорят: «Город растет...» Димка иронически: «Город, конечно, строят!».
1954 год. Пошел в школу. Помню, — смотрю из окна: стоит маленький перед огромным зданием, и Лида, наклоняясь, что-то ему говорит. Вернулся, полный впечатлений, и пристал к моему сводному брату старшекласснику Алику: «Скажи, тетрадь — твой лучший друг?» (Отголосок наставлений учительницы). Изрядный в ту пору лоботряс, Алик отмалчивается; Димка не отстает.
— Поживешь — узнаешь, — наконец, ответствует «дядюшка».
1956 год. Уже в новом жилище на Большой Ордынке, где Димке до звонка трудно дотянуться: «Я даю (портфелем) два тусклых звонка...».
Возвращаюсь к Стеклову.
Случались у нас с ним и жаркие споры, когда Алеша, уже тогда много ездивший по стране с геологическими партиями и видевший все не замутненными пропагандой глазами, с ироническим соболезнованием слушал наши оптимистические рассуждения, базировавшиеся на «печатных источниках». Потом, при воспоминании об этих спорах, мне было мучительно стыдно.
Однажды Алеша пришел к нам вроде бы совершенно спокойный, с улыбкой выслушал какие-то наши новости и вдруг сказал: «Хлопцы, вчера умер папа...». Мы обомлели, а он уронил голову на стол и заплакал.
Сам он умер так же внезапно, 14 июня 1967 года и теперь лежит рядом с отцом на Даниловском кладбище. Умер всего лишь 44-летним, на самом взлете своей научной карьеры. Его кандидатская диссертация была написана на столь высоком уровне, что вскоре же была «перезащищена» уже как докторская, обозначившая, по всеобщему мнению, новый этап в науке и ставшая настольной книгой для зоологов и палеонтологов.
«Глубоко привлекательной, — говорилось в печатном некрологе, — была сама личность А.А. Стеклова, воплощавшего в себе лучшие черты русской интеллигенции с ее высокой личной и общественной моралью, разнообразием интересов и познаний».
Это не пустые дежурные слова, а чистая правда, проявлявшаяся в самом непосредственном, обыденном общении с ним в течение всех двадцати лет нашей дружбы, так рано и горько оборвавшейся.
Вновь же возвращаясь к нашей жизни на рубеже 40-50-х годов минувшего века, должен сказать, что с благодарностью вспоминаю стойкость и мужество Лиды в пору, когда мне лишь с грехом пополам удавалось играть роль «добытчика» и «кормильца» семьи и крайне медленно «повышать ее благосостояние».
