Вот что рассказывала Ариадна Тыркова-Вильямс:
«У меня уже шла девичья жизнь. За мной ухаживали. Мне писали стихи. Идя со мной по улице, Надя иногда слышала восторженные замечания обо мне незнакомой молодежи. Меня они не удивляли и не обижали. Мое дело было пройти мимо с таким независимым, непроницаемым видом, точно я ничего не слышу… Надю это забавляло. Она была гораздо выше меня ростом. Наклонив голову немного набок, она сверху поглядывала на меня, и ее толстые губы вздрагивали от улыбки, точно ей доставляло большое удовольствие, что прохожий юнкер, заглянув в мои глаза, остановился и воскликнул:
— Вот так глаза… Чернее ночи, яснее дня…
У Нади этих соблазнов не было. В ее девичьей жизни не было любовной игры, не было перекрестных намеков, взглядов, улыбок, а уж тем более не было поцелуйного искушения. Надя не каталась на коньках, не танцевала, не ездила на лодке, разговаривала только со школьными подругами да с пожилыми знакомыми матери. Я не встречала у Крупских гостей».
Над ней часто подшучивали подруги — настолько она выглядела нескладной и словно «не от мира сего». Дома у нее все валилось из рук, работа по хозяйству была явно не для нее. Но чем-то себя надо было занять. И однажды она прочитала в газете призыв писателя Льва Толстого к грамотным девушкам. Он призывал их исправлять и улучшать известные книги, чтобы их могли читать простые люди. Он даже обещал всем желающим высылать книги для работы.
Это Надежде Крупской как будто подходило.
И она написала письмо Льву Толстому:
«Многоуважаемый Лев Николаевич!
Последнее время с каждым днем живее и живее чувствую, сколько труда, сил, здоровья стоило многим людям то, что я до сих пор пользуюсь чужими трудами. Я пользовалась ими и часть времени употребляла на приобретение знаний, думала, что ими я принесу потом какую-какую-нибудьпользу, а теперь я вижу, что те знания, которые у меня есть, никому как-то не нужны, что я не умею применить их к жизни, даже хоть немножко загладить ими то зло, которое я принесла своим ничегонеделанием, — и того я не умею, не знаю, за что для этого надо взяться…
Я знаю, что дело исправления книг, которые будут читаться народом, дело серьезное, что на это надо много знания и умения, а мне 18 лет, я так мало еще знаю…
Но я обращаюсь к Вам с этой просьбой потому, что, думается, может быть, любовью к делу мне удастся как-нибудь помочь своей неумелости и незнанию.
Поэтому, если возможно, Лев Николаевич, вышлите и мне одну, две таких книги,
