И снова мы решили расстаться и продолжить медитировать по отдельности.
Несколько часов спустя ко мне подошел охранник и объявил, что парк закрывается. С тем мужчиной мы подошли к воротам одновременно, и он снова поблагодарил меня, сказав, что действительно чувствует изменения в своей практике и что наш разговор сделал его поездку гораздо более ценной, чем он мог предполагать. Он выглядел очень счастливым, и мы пожелали друг другу удачи. Я не думал, что снова увижу его, так как у меня заканчивались деньги, и я уже принял решение перебраться на место кремации, как только покину гостиницу.
Этот мужчина поразил меня своей искренностью. Мои обеты подразумевали, что при возможности я должен отдать все, о чем меня попросят, и я должен был сделать это, не проявляя разборчивости. Неважно, вызывает ли у вас симпатию и одобрение тот, кому вы отдаете, вы просто отдаете – когда можете. Но, вернувшись в свою комнату, я увидел, как легко вошел в роль учителя; как приятно было вернуться к прежнему голосу. Я бродил между жизнями в течение двух недель – и снова появился как Мингьюр Ринпоче, буддийский лама, учтивый монах, преданный учитель. Я дал обет быть более осмотрительным и надеялся, что одежды йогина помогут мне в этом.
Глава 20
Обнаженный и одетый
Каждый вечер в гостинице я примерял накидки садху. В комнате не было ни зеркала, ни пространства для ходьбы, так что я просто оборачивал дхоти вокруг ног так туго, что едва мог шевелиться. В конце концов я понял, как нужно собирать ткань спереди, чтобы ноги могли свободно двигаться. Потом я складывал эти накидки и убирал в рюкзак. Во мне по-прежнему возникало беспокойство, когда я снимал буддийские одежды.
Я получил свои первые одежды от великого мастера Дилго Кхьенце Ринпоче, когда мне было четыре или пять лет, и с тех пор носил только такие. Монашеское одеяние помогает защитить ум от ложных воззрений или неподобающего поведения. Они служат постоянным напоминанием о необходимости быть в настоящем, сохранять осознавание. Они укрепляют дисциплину обетов винайи – правил, которым следуют буддийские монахи и монахини. Я был озабочен не столько поведением, сколько поддержанием осознавания в незнакомом, непредсказуемом мире. Одежды защищали мою дисциплину. Они служили мне поддержкой. Удушающее смущение на вокзале в Варанаси пробило брешь в моей уверенности. Чем ближе подходило время снять мои одежды, тем больше они казались мне чем-то вроде младенческого одеяла. Без них я буду обнажен и уязвим, как младенец в лесах, обреченный или утонуть, или выплыть самостоятельно.
