11. Доня Плажевский
А к Доне я приходил по субботам. Он снимал угол у старухи Красновой и половину угла занимал железной кроватью, снабженной никелированными шарами. За кроватью ухаживали. Она была под чистыми простынями, а подушек на ней лежало несколько — большая белая пирамида. На подоконнике цвели цветы и сиял фарфором хороший чайный сервиз.
— Мой, — буркнул Доня. Он был не в настроении, переживал происшествие: окурок попал на веник, за ночь веник и подпорка к бачку с водой истлели, бачок упал, и только вылившаяся из него вода помогла избегнуть пожара.
Мы молчали, склонившись над шахматной доской, но пришла сама Краснова — большая, темная, неспокойная, перевязанная крест-накрест большим платком, поставила на коврик пышущий паром самовар. Дождавшись ее ухода, Доня усмехнулся:
— Она в церковь любила ходить, пока батюшка ее как-то не спросил заповеди. По старости своей Евсеевна все забыла. Застыдилась, конечно, закаялась и в церковь теперь ни ногой!
Мы посмеялись.
Доня взял заварной чайник.
— Вещь! — сказал он. — Китайцы, между прочим, увековечила одного типа, который о чае труд написал. Я сам читал про это в газете. Из песчаника делали лики этого типа и в лавках торговых ставили. Идет торговля — перед ликом чашки с чаем стоят, не идет — голимым кипятком с досады лик шпарят!
Доня обтер платком потную лысину. Облысел Доня:
— …в колонии. Как попал? По ерунде. На улице с компаниями водился — где сумочку выхватишь, где карман срежешь. Влип, конечно, такие штуки долго не тянутся. Но я свою вину целиком отпахал, работал не дай бог как честно! С деревом мне возиться позволили. Я это дело люблю. Дерево ведь живое. У него и запах, и мягкость, и теплота. Богатая вещь дерево!.. На волю вышел с хорошими бумагами, до бригадира дошел, в мастера выбьюсь. Пей чай, я еще заварю, и Евсеевна нам поможет. Видишь, вода в чайничке пузырьками пошла? Когда она такие пузырьки пускает, самое время заварку пускать. Нравится?
12. Гордость
Плажевский получил выгодный заказ, и мы стали с ним работать в ночную смену, когда был доступ к станкам. С вечера отсыпались, ночью шагали в цех, готовили лес, размечали, пилили, резали. Сторожиха Власова, закутавшись в доху, становилась у дверей, говорила:
— Вот хорошо! Обрезков наберу на растопку.
Но после Плажевского обрезков почти не оставалось.
Врубив строгальный станок, я шел в сушилку. В душных ее тропиках, пропитанных спиртовыми ароматами, томились тяжелые тесины, матово отливали струганые бруски, щетинились корой тяжелые чурки. Эскиз выставочного киоска для швейной фабрики я вычертил сразу, будто годами к тому готовился. Хотелось, чтобы люди, входя в пошивочный цех, удивлялись и спрашивали: это что тут пошить можно?
