— Вот и ладушки! — оценил он свое приобретение и повернулся к Тасееву: — А ты что, на похороны собрался?
Тасеев вздохнул.
Может, догадается? — думал он о своей жене. Догадается, возьмет такси, в Корсаков приедет?.. Да нет, не догадается… Валя верит в порядок… Она, наверное, считает, что мы давно уже в море… Ах, Валька, Валька, как неладно все получилось!.. Догадайся, прикати в порт, есть еще время… И какого черта понадобилось перед отъездом тащиться к Гусеву. Сидели бы дома, говорили о чепухе… Так нет — «к Сережке хочу, попрощаться хочу, напомнить, чтобы вы носки стирали, а не выбрасывали…». Вот и попрощались! Слово за слово, и ссору даже Гусев не предупредил…
Занятый своими мыслями, Тасеев умудрился не заметить перебранку Гусева со швейцаром, которому не понравился их походный вид. Только окно, за которым видны были буксиры, суетливо шныряющие по бухте, отвлекло его на минуту.
— Пей пиво! — приказал Гусев и высыпал чилимов на предложенную официанткой тарелку. — Пива, Юра, мы не попробуем теперь долго…
Он так произнес это «долга», будто у него зубы болели.
Взяв креветку, Тасеев оборвал плавники, содрал панцирь, проглотил тугой вкусный мускул. И тут же на плоской эстраде застонал оркестр. Гусев с презрением прислушался:
— Эти холодильники, что хлопают вдоль стены, гораздо интереснее их ударника!
Посмотрел на Тасеева, улыбнулся и добавил:
— Старик, рейс будет на все сто!
— С чего вдруг?
— По твоей физиономии сужу. К добру, когда она у тебя так перекошена!
Тасеев вздохнул. Смотреть, как Гусев уничтожает кальмара, было неинтересно. Он перевел взгляд на большую, белую, холодную официантку, но Гусев перехватил его взгляд и тут же шепнул:
— Неужели она и в любви такая?
Выдает же природа людей! Тот же Гусев, собственно, ничем не лучше был флегматичной официантки, разве что поживее. Лицо у него было грубое, резко высеченное, борода мощная, черная, уши, что у сатира! Когда Гусев появлялся в компании, кто-нибудь из геологов, чаще всего Ильев или Гальверсон, всегда его задирали: «Ребята, о чем угодно, но об ушах сегодня говорить не будем!» Это произносилось так значительно, что все смолкали и с большим подозрением начинали смотреть на Гусева. Но Гусев не смущался: «Подумаешь, уши! Тоже тема! Я вот про карлика знаю быль…»
Гусев был необидчив.
— Сережа, — пожаловался он, — почему я должен один наделять душой этот накрахмаленный холодильник? — он кивнул на официантку, чопорно проносившую огромный поднос, и ухмыльнулся: — Проснись, все в ажуре! Оказия есть, пиво пьем, корыто нас дожидается. А Валька… Так милые ссорятся — только тешатся…
