— А сам сколько лет курил? — огрызнулся Андрей.
— Лет пятьдесят. Но если бы раньше бросить, можно прожить еще тридцать. А теперь и ноги не те…
— Ничего. Проживешь еще сорок!
— Нам что, мы проживем, — согласился дядя Назар и повернулся к Тане. — В палатку пожалуйте, там кушать будем, там стол, фонарь…
Таня прошла в палатку. Снаружи донесся сдержанный голос старого рыбака:
— Хоть бы женился, что ли, Андрей Андреич… Председатель колхоза. Человек с положением…
— Успеется, дядя Назар, успеется…
— Голова-то седеть начала, — проворчал осуждающе рыбак. — А годы, они того — текут сквозь пальцы быстрее денег, глянь, и для души ничего не останется.
— Перестань, нехорошо…
— У тебя все нехорошо. Чего не скажи — все не так… Тебе не угодишь…
Тане стало неловко, но тут же она решила: «Меня не касается. Пусть говорят».
За стол Андрей уселся напротив Тани, дядя Назар — в торце стола, так, чтобы лучше ухаживать за гостями. Три кружки, бутылка «белоголовки», ломтями душистый, деревенской выпечки, хлеб, нарезанный толстыми кругляшами лук, на рожне перед каждым по омулю.
Дядя Назар потянулся к Таниной кружке.
— Нет, нет! Мне чаю покрепче, пожалуйста.
— Не откажитесь со стариком, — взмолился рыбак, — глоточек всего. Оно полезно. Погода хлипкая, того и гляди в поясницу ударит, простыть недолго…
Дробов молчал, словно его и не было. Пусть только скажет: «Выпейте» — и Таня откажется. Молчал с деланным равнодушием, тоже характер показывал.
— Налейте! — согласилась Таня. — Только немного. За ваше здоровье, дядя Назар!
— Спасибо, родная, уважила! — польщенный рыбак стрельнул взглядом в сторону Дробова, усмехнулся в усы, словно сказал: вот так мы умеем…
А омуль, приготовленный на рожне, действительно, таял во рту. Нет, дядя Назар не бахвал, не из тех стариков, которые любят похвастать по каждому поводу.
— Тешку отведайте, тешку. Она жирнее, крепше дымком пропиталась. Оставайтесь у нас ночевать, утром уху сготовим, нашу рыбацкую, на противне, на открытом огне. Вкусная будет ушица, густая, лучше тройной и пятерной…
И дядя Назар, улыбаясь Тане одними глазами, расправил ладонью усы.
— Нет! Нет! Спасибо! — забеспокоилась Таня, хотя минуту назад и думала, что неплохо бы было после такого ужина уснуть на перине из душистых еловых веток, встретить в рыбацком стане рассвет, умыться водою Тальянки, услышать первые трели пернатых. Но это было минуту назад. Теперь же хотелось скорее забраться в машину, остаться с глазу на глаз с «председателем», ехать и ехать. Пусть везет ее Дробов в этот поздний и неурочный час, пусть злится, не спит, крутит баранку… Ей это даже приятно…
