— А может, Назар Спиридонович, омульком свежепросольным побалуешь да и хватит?
— Разве торопитесь очень? — спросил огорченно старик. — Что я скажу рыбакам, когда возвратятся? Подумают: угостить и то не сумел старый хрен!
— Торопимся… очень… А ухи твоей отведаем как-нибудь. Да у нас с собой есть продукты.
— А если я на рожнах? Быстро?
И было в голосе рыбака столько просьбы, что Виталий Сергеевич лишь обреченно вздохнул:
— Давай, Назар Спиридонович!
Он прошел вдоль берега. Река не шире ста метров. Зато стремительная и бурная. Смотришь и думаешь, что в трех шагах от тебя не глубже чем по колено. На самом деле метра три. Каждый камешек виден на дне. Когда-то на такой же таежной реке Виталий Сергеевич выловил «на мыша» с десяток крупных тайменей. Теперь все времени нет, а если выпадет отпуск, то самолетом в Москву, оттуда на юг, ближе к фруктам.
Когда он вернулся к столу, сколоченному из досок в центре табора, шофер нарезал уже хлеб, омули были почти готовы.
— А хорошо у вас здесь, — сказал Виталий Сергеевич суетившемуся рыбаку. — И воздух особый — приморский, таежный.
Дядя Назар, не спуская глаз с кусков омуля, нанизанных на лучину, без прежней веселости ответил:
— Пока хорошо, а годок-два пройдет, и делать здесь нечего…
— Как это так?! — удивился Виталий Сергеевич.
— Да так. И рыбы не будет, и воздуха не узнать.
— Ну, это ты лишку хватил, — устыдил старика Ушаков.
— Мне за лишку не платят. Знаю, что говорю. Байнур запоганим разными пакостями с завода, а воздух — дымом и вонью. Живет моя внучка в Солнечногорске, имя красивое городу дали, а тухлыми яйцами за десять верст от него несет. Дня там прожить не смог…
Виталию Сергеевичу стало невесело. Не хотелось ни слушать, ни говорить. И все же, заставив себя быть снисходительным к старому рыбаку, он заметил:
— Никто Байнур не замутит, и воздух будет таким же. Разве способен любой завод закрыть такое огромное небо дымом?
Виталий Сергеевич поднял голову. Необъятная синь слепила глаза. Нет, закрыть это небо немыслимо. Он огляделся вокруг. На черемухах, вербах, березах не шелохнется лист. Густой аромат трав и цветов, словно ватным слоем, стелился над самой землей.
Старый рыбак повернулся к Виталию Сергеевичу.
— Места здесь особые. В тихий день одна труба задымит всю долину. А осенью, в сырость, дым будет стлаться у ног… задохнешься… С юга — горы ветров не пускают. А с моря — на это самое место почти не дует. Душегубка и только. Пока поездов было мало, у берегов омуль кишел. А теперь, как пройдет паровоз, шлаку и сажи столь на воде, что вся рыба в море уходит…
