Зал сразу притих, затаил дыхание. Ненужным оказался микрофон. А когда Дробов сказал:
— Допустить загаживание Байнура — это преступление, товарищи! На нас, на людей здесь сидящих, падает вся ответственность за содеянное!
Гневные выкрики, ропот и одобрительный гул схлестнулись, как волны встречных потоков.
— Товарищ Дробов! — раздался в рупор звучный голос.
Виталий Сергеевич чувствовал, что сорвался, чувствовал, но отступать не мог:
— Вы бы лучше нам доложили, по какой причине три дня назад ваши рыбаки едва не потопили сети в море?!
— Я объясню! — пообещал зло Дробов.
— И объясните! Двенадцать минут говорили, осталось три.
Дробов покинул трибуну с гневом в глазах. Кому нужно было его объяснение о том, что в море не в поле, бывает и не такое.
Мокеев на длинных худых ногах скорее впорхнул, чем вышел на сцену и сразу же утвердился уютно в трибуне, как аист в привычном гнезде:
— Только что предыдущий оратор пытался вновь трясти уже всем нам навязший в зубах вопрос. Я прошу меня извинить, но я не могу стоять в стороне, когда каждый день на наш первенец на Байнуре производят нападки люди, явно не представляющие себе того, о чем говорят. Мы только и слышим — загубим Байнур, загубим. А ведь на фоне сегодняшней индустриальной Сибири Байнур не что иное, как мертвое море. Настало время преобразить пейзаж Байнура. Древний Байнур должен служить человеку. Сейчас наш институт многое делает для того, чтобы с каждым днем хорошело это сибирское озеро-море. Мы, проектировщики, видим уже другие красоты Байнура. Пройдет несколько лет, и на его берегах вырастут новые стройки. В наш атомный век техника шагнула настолько вперед, что глупо сейчас разводить дебаты о невозможности полной очистки сточных производственных вод. Смотрите сюда, товарищи! В этой пробирке жидкость. Она совершенно прозрачна. Такими и будут сточные воды в Байнур после очистки.
При этих словах Мокеев раскрыл пробирку и выпил ее содержимое.
— Ничуть не хуже байнурской, — резюмировал он.
— А откуда это известно?! — выкрикнул кто-то из передних рядов.
— Сомневаетесь? Прошу к нам в институт.
Кто-то громко захохотал, кто-то громко выкрикнул:
— Лаборатория — одно, а очистные сооружения — другое! Ну и шутник.
Виталий Сергеевич встал:
— Прошу к порядку, товарищи! Здесь партийный актив, и не следует забывать о дисциплине.
Мокеев недолго еще говорил, сошел с трибуны под жидкие аплодисменты.
«Донкихотство, мальчишество!..» — так оценил его выступление Ушаков.
