Ушаков был мрачен, расстроен недавней историей с Ксенией Петровной. По возвращении из командировки он позвонил ей раз, позвонил два — никто не ответил. Варваре Семеновне телефон был не нужен, и его отключили. Увидев в окнах знакомой квартиры свет, выбрав удобный момент, он быстро поднялся на нужный этаж и подал два длинных, один короткий звонок. Ему открыли, и он так растерялся, что чуть не выдал себя с головой. Своей бывшем стенографистке он вынужден был солгать, что ищет Виктора Николаевича — своего давнего друга и, очевидно, ошибся квартирой. Шагая мрачно домой, он не сразу вспомнил, кто такой Виктор Николаевич, а когда вспомнил, то обругал себя трижды тяжелым словом.
Только дома Виталий Сергеевич несколько успокоился. Что же произошло во время его отсутствия? Где Ксения Петровна и почему в ее квартире человек, который должен переехать туда не раньше чем летом? Было мгновение, когда он подумал, что и его роль обнажилась во всем этом деле… Но он не привык чувствовать себя виноватым среди людей его окружающих, не привык утруждать себя подобными мыслями. Мало ли что сумасбродной певичке придет в голову. Все эти творческие звезды способны на любые чудачества. Предложили место в каком-нибудь шумном театре поближе к Москве, и махнула туда без оглядки. Квартиру ее передали тому, кому ранее обещали. Во всяком случае, вся эта история его не касается. В свое время к нему обратились, и он подсказал тому же Замялову, что надо помочь. А если дурак переусердствовал — вина дурака. Не станет и Помяловская афишировать свои связи с ним, гордость ей не позволит…
— Садись, — сказал Ушаков Кореневу, — садись. Снова приехал просить что-нибудь?
— А разве уже просил? — опускаясь в кресло, уточнил Коренев.
— Не просил, так будешь, — уверенно заявил Виталий Сергеевич.
— Я привез докладную на ваше имя. Нам, действительно, нужна помощь крайкома.
— Покажи, покажи, — Ушаков взвесил пачку страниц. — Да тут целый том.
— Я не тороплю, Виталий Сергеевич. Дело наше в пять минут не решить.
— На бюро хочешь поставить?
— Лучше бы на бюро.
— И все?
— Не все. Хотел поговорить о бывших заключенных.
— Ну, ну, — насупился Ушаков.
— Гложет меня сомнение. Не зря ли их нам дали?
Ушаков вздохнул, как человек, уставший от непродуманных поступков окружающих его людей. Он выпрямился, положил руки на стол, стиснул пальцы в замок.
— В свое время я объяснял Головлеву, что к чему. Он не делился с тобой? Или мне говорит одно, а тебе другое? Вот уж не думал, что подошлет тебя, а ты клюнешь на эту удочку.
