Имеет!
Нет, не имеет!! — твердил другой внутренний голос.
Имеет!!! — возразил себе с новой силой Виталий Сергеевич.
Теперь он хмелел и хмелел тяжело, хотя этого не хотел. Ему было жаль себя и обидно за прошлую личную жизнь. Вот уже вновь его гложет червяк сомнения, не дает забыться, сделать тот шаг, который поставил бы личное с головы на ноги или даже с ног на голову…
Ксения Петровна смотрела внимательно на него. На сей раз водка ему не шла. Она меняла в лице, оттеняла морщины, удлиняла вислые складки у рта. Порядком подвыпив, он сразу постарел, утратил непринужденность, веселость, и только смотрел, смотрел на нее с какой-то мучительной болью, с болезненным блеском в глазах.
И Ксения Петровна подумала, что этому человеку простого участия, дружбы всегда будет мало. Ему нужно все или же ничего.
Знала ли она его раньше?
Знала! Но знала со стороны…
Думала, что их отношения зайдут так далеко?
Не думала!
Так чего же хотела?
Просто хотела дружбы с порядочным человеком, участия, как и каждая одинокая женщина.
И все же в эти минуты ей не о чем было жалеть. Верила — к ней он добр, человечен, а может, и чуточку больше — любит по-своему…
А тех, кто умеет любить, она всегда уважала. Каждому право дано на любовь. Великое, сложное, сильное это чувство! Но и к ней пришло оно не в пятнадцать и не в семнадцать лет. Пришло в двадцать семь, когда, к сожалению, многое утратило прелести жизни, свежесть красок и ощущений. Когда познала она уже близость мужчины. Когда встретила человека, которого вдруг по любила за все, абсолютно за все… Тот человек — Ершов.
— Выпьем! — жестоко сказала она и наполнила рюмки.
Теперь и ей хотелось скорей охмелеть. Перед ней был не Ершов, а другой. Ершов ей встретился два года, назад и тоже не мальчиком. Но седыми висками того человека она бы гордилась. Ершов ей казался совсем не обычным, вне сравнения с другими, вне сравнения и с Ушаковым.
А она? Что ж она?
Она казалась себе недостойной Ершова…
Возможно поэтому хмель и не трогал ее?
— Чаю? — спросила Ксения Петровна, заметив, как Виталий Сергеевич уперся потухшим взглядом в стол.
— Да, чаю покрепче, — сказал он очнувшись.
Он потер руками виски, резко встал. И пока она заваривала свежий чай, подошел к книжной полке. В первом ряду слева направо стояло пять книг — все Ершова.
Тупая боль кольнула под сердце. Сомнений не оставалось:
— Ксения Петровна! Вы увлекаетесь местной литературой? — голос его ревнив и капризен, непривычный и для себя.
