Море в ладонях | страница 107
— Давай отвлечемся, не будем пристрастны. Работали твои люди — согласен! Как принято теперь говорить: проделали определенную работу. Определенную, понимаешь?! Можем ли мы ручаться за достоверность их данных?
— Ты это оставь! — Мокеев достал носовой платок и вытер над переносьем лоб.
— Тогда отстаивай правоту своего института! Дерись, черт возьми! Шутка сказать, прекратить строительство до выяснения сложившихся обстоятельств. — Глаза Головлева снова сузились до черных блестящих щелок.
— А я и отстаиваю. Завтра же посылаю в Еловск группу специалистов с главным инженером проекта. Пусть на месте и проведут контрольно-изыскательные работы.
— Тогда почему ты не настоял на продолжении работ на главном корпусе?
— Я настаивал! Но заключение Института земной коры в Москву попало раньше, чем к тебе или ко мне. У Коваля тоже продумано все. Бьет под солнечное сплетение, из-за угла…
Головлев вернулся к столу. То, что говорил Мокеев, походило на правду.
— Кто приказал прекратить работы, Крупенин?
— Его первый зам. Звонил, требовал объяснения. А Прокопий Лукич на Дальнем Востоке. Теперь жди — нагрянет… Ты думаешь, мне легко? Всю ночь сегодня не спал. — И это походило на правду. Вот почему Головлев не сказал, что сотни его людей день и ночь спешили заложить фундаменты до наступления холодов.
Он спрятал в ладони лицо, потер с силой скулы, подумав, спросил:
— Неужели может случиться такая фиговина?
— Какая фиговина?
— Я об этом самом геологическом разломе Перова. О трещине в земной коре. И надо же ей оказаться под главным корпусом!..
Мокеев подался вперед, почти улегся грудью на стол:
— Ерунда! Ерунда все это! Совмещала геологическую карту с привязкой завода какая-нибудь девчонка, провела одну или две линии не там, вот и пожалуйста. Да и кто его видел — этот разлом?!
Головлев взъерошил затылок, раскурил новую папиросу. Он никак не мог успокоиться:
— Предположим, девчонка ошиблась. Геологи нагородили чепуху. Но строительство-то прекращено. Ты будешь вести дополнительные исследования, Институт земной коры отстаивать свое, а у меня летит государственный план, банк снимает деньги, люди потянут к ответу… А ведь кому-то придется отвечать за все это.
Мокеев откинулся на спинку кресла, побледнел, с трудом вымолвил:
— Договаривай…
— Я все сказал. Встань ты на мое место и так же заговоришь.
Они долго курили молча. Курили большими затяжками, жадно, не глядя друг другу в глаза. Казалось, что никотин легкой желтизной заливает лицо Мокеева, взгляд делается возбужденным, болезненным: