— Кто?
— Каракатица. Мамка летом в речке купалась, а каракатица к ней в шею залезла. Я видел, там шишка была большая на шее. Мамка сказала, это каракатица сидит. А недавно её забрали.
— Кого? Каракатицу?
— Да не. Мамку. Дядя Юрка сказал, что каракатица ей всю спину съела.
«Юрка? Участковый что ли?» В голове щёлкнуло, и я вдруг понял, о чём говорит Лёпа.
Шишка в плече… Лимфоузел. Рак.
— Подожди, так ты теперь один живёшь?
— Ага. Но дядя Юрка помогает. Он бумажки сделал, чтобы мне на почте деньги давали. И к Алеку в магазин устроил. Дядя Юрка хороший. Только лисапед найти не может. Говорит, я сам потерял. Ты поговори с ним, а? Скажи, что это ящерица украла. А то дядя Юрка мне не верит, смеётся.
— Хорошо, — кивнул я. — Будет время, забегу. Где он сидит?
— А где сельсовет. У него кабинетик там. Мне нравится, я часто прихожу. Дядя Юрка меня чаем угощает, а я ему рассказываю, кто чего в деревне делает.
Я отвёл взгляд и усмехнулся. «Молодец, Юра. Старая школа. Даже юродивого — и того в агентуру оформил».
— Ну хорошо, Лёп, договорились. Ты только скажи вот ещё что. В деревне кроликов кто-нибудь разводит?
Лёпа нахмурился и кивнул.
— Витя, — сказал он. — Но ты к нему не ходи. Он злой.
— Что за Витя? И почему злой?
— Рядом с магазином Алека живёт. Он меня летом палкой ударил. Я к нему на огород залез малины поесть, а он давай орать и бить меня. Жалко ему этой малины? И жена у него такая же. Врачиха. Ты не ходи к ним, дядь Дюх. Они больные совсем. Ненормальные.
Я невольно улыбнулся.
— Хорошо, Лёп. Подумаю. И спрошу у Юры про твой велосипед.
Дурачок махнул рукой и откинул голову на спинку скамейки. Зажмурившись, он принялся болтать себе под нос что-то несвязное и перебирать пальцами, словно растягивая невидимую резинку.
Оставив его наедине с собственными фантазиями, я сделал пару шагов по улице. А затем в голове родилась неожиданная догадка. Я остановился и обернулся.
— Лёп!
— А?
— Слушай, а та каракатица, про которую ты говорил… Это и есть ящерица?
Дурачок замотал головой.
— Не-е… Ты чего, дядь Дюх? Они рядом ходят, но ящерица под землёй живёт. Глубоко закопалась. А каракатица — она другая. Она в воде.
Помолчав немного, Лёпа глянул куда-то в небо, а затем сказал:
— Она рекой пахнет.
Прелое сено пахло гнилью и сыростью.
Кролики копошились в вольере. Грязные, вонючие — каждую секунду они кусали друг друга за лапы и издавали надрывные крики, похожие одновременно на лошадиное ржание и плач ребенка.
— Че-то злые они у тебя, — сказал я продавцу, сидевшему рядом на пеньке.
