— Смотри в отражение!
Лицо старело, покрываясь морщинами, обрастая косматой бородой. Затем вновь разглаживалось, и вместо старика я уже видел испуганного мальчика — того самого, который увяз на илистом берегу реки, провалившись по колено в грязь. Того, что с ужасом следил за собственным отражением в водной глади. Губы то вытягивались в мерзкой ухмылке уголовника, то складывались в заячьей улыбке дурачка.
Потом брови вновь появились, сросшись над переносицей. Скулы стали острые. Из зеркала на меня уже смотрел Макс. А спустя секунду лицо вновь изменилось — оплыло, расширилось и приобрело медвежьи черты участкового.
— Смотри в отражение, кот! Смотри в глаза!
Глаза. Только они оставались неизменно черными и пронзительными, будто я глядел не в зеркало, а на икону. В огромных зрачках искрился мир. Все воспоминания, все образы — всё было там, в этих глазах. Я вдруг понял, почему Лида всю жизнь звала меня котом. Это действительно был кошачий, колдовской взгляд, который видел всё одновременно. Всё запоминал. Мои глаза были словно отражения внутри отражения, и глядя в них с этой стороны стекла, я будто создавал зеркальный коридор, как в святочные гадания, когда девушки зажигают свечу и бросают кольцо в стакан с водой.
В этом бесконечном коридоре переливалась жизнь — всё, что я когда-либо встречал в реальности и в сновидениях. Всё разом. Образы перетекали друг в друга, и чем дольше я на них смотрел, тем сильнее проваливался в светящийся калейдоскоп, от которого оглушительно звенело в затылке и казалось, будто за головой распускается павлиний хвост, напоминающий украшенные перьями шаманские шапки.
А затем послышался детский смех.
Смех Алисы из угла гостиной.
Я повернул голову и увидел, как груда зеркал вдруг обретает человеческие черты. Как она превращается в фигуру маленькой девочки, которая стоит на коленях под покрывалом и тихо смеётся.
Фигура начала медленно подниматься. Всё выше, выше…
— Проснись, кот!
Звонкая пощёчина ослепила на секунду, и когда я вновь открыл глаза, ни фигуры, ни зеркала надо мной уже не было. Сверху нависала Лида — уставшая, обеспокоенная. Она смотрела на меня в упор, и зрачки её были расширены. Убедившись, что я очнулся, Лида дёрнула плечами, будто сбрасывая с себя паутину, и облегченно выдохнула.
— Слава богу, — сказала она, падая на диван. — Думала, ты не вернёшься.
Моргнув несколько раз, я осторожно приподнялся на локтях и огляделся. Первым делом посмотрел в угол комнаты. Зеркала лежали накрытые. Покрывало даже не сдвинулось с места.
