«Ты женат на ведьме, Андрей… И она твоя».
Полок был высокий — гораздо выше, чем нужно, — стоя перед ним, я ничего не мог сделать. Почти ничего.
— Да… — выдохнула Лида, запрокинув голову. Затем вплела пальцы в мои волосы и задрожала всем телом. — Да…
Низко гудело пламя в печи. Кипела вода в металлической бочке, и пар обжигал кожу. Кровь в сердце становилась всё слаще, гуще, превращаясь в топлённое масло. Ноги Лиды были на моих плечах, и громкое, срывающееся на стон дыхание разносилось в горячем полумраке.
Всё случилось быстро. Лида сжала ноги, затряслась и вцепилась в мои волосы, прижав к себе. Вырвался крик — громкий, протяжный, и несколько секунд её бёдра сводило судорогой, будто от электричества, пока, наконец, крик не затих, и тело Лиды не размякло.
Она громко дышала. Одной рукой гладила моё плечо, а другой трогала себя — водила пальцами по груди, по животу, будто запоминая наслаждение под кожей.
— Кажется, кто-то весь день притворялся, будто не хочет, — сказал я, проводя пальцами по губам. — Давно ты не заканчивала так быстро.
Лида подняла голову и рассмеялась — глупо, счастливо. Затем взяла мою ладонь, и, держась за неё, спрыгнула с полка.
— Это начало, — сказала жена, опускаясь на колени. — Поверь, милый. Это только начало.
И пламя в печи загорелось ярче, и весь мир растёкся перед глазами, стоило Лиде меня дотронуться. Стоя в жарком тумане, я ощутил, как разгорается огонь, поднимаясь вверх по позвоночнику и рождая свечение тела, зажигая над головой мерцающий нимб. Ослепляя искрами, пляшущими в глазах.
И был свет. И был мрак. И была любовь, звенящая переливами колоколов. Святая троица, что сошлась в крохотной бане, до которой сжалась вселенная, и в мгновение, когда мы с Лидой закончили — уже вместе, сжимая друг друга в объятиях на деревянном мокром полу — я почувствовал, будто и сам вышел из пламени — обновленный и переродившийся.
А моя ведьма всё смотрела на меня, улыбаясь. И глаза её были темнее всех сокровенных снов.
Лихорадочно отмеряя жизнь, сердце билось в груди. Пульс стучал в висках, разгоняя кровь в остывающем теле. Мы лежали с Лидой на диване в гостиной — обессиленные, счастливые, слушали, как за окнами шумит сентябрьский ветер, качающий золотые кроны. К груди жены прилип березовый листик. Я осторожно подцепил его ногтем и сбросил на пол.
— Теперь расскажи, царевна. Думаю, я заслужил это знание.
Лида улыбнулась, не открывая глаз. Затем нежно провела ладонью по моим волосам, взъерошила их и сказала:
