Почтенный конь заслуживал такого доверия, и оно было бы, как всегда, оправдано, если бы не кортеж маркиза.
При первых звуках фанфар деревенский конь насторожил уши, оставаясь неподвижным. Но когда процессия пошла перед ним, звучание труб, крики зрителей, вопли детей, лай собак, вид большого количества лошадей - все это вместе взятое, наконец, заставило выйти почтенного ветерана из его обычного и мудрого спокойствия. Вдруг заржав, как в лучшие дни своей молодости, он испытал злополучное желание присоединиться к раззолоченной группе, двигавшейся перед ним.
В два или три прыжка старик действительно достиг блестящей кавалькады, увлекая за собой коляску и распугивая толпу.
Как раз в середине кортежа конь резко встал на дыбы и, держась с минуту на задних ногах, передними перебирал в своем неуместном веселье, как раз над коляской, где находилась вдовствующая маркиза де Пон-Бриллан. Та, испуганная, откинулась назад, отмахиваясь платком и издавая пронзительные крики, как и ее спутницы.
При этих воплях молодой маркиз обернулся, заставил сделать своего коня поворот и огромный прыжок с грацией и смелостью, а затем крепкими ударами хлыста скоро дал понять почтенному и не в меру игривому животному недопустимость подобных проделок. Этот жестокий урок был встречен раскатами смеха и аплодисментами многочисленных зрителей, очарованных непринужденностью Рауля де Пон-Бриллана.
Что касается старого коня, то, чувствуя свою ошибку и сожалея о том, что нарушил доверие хозяев, он вернулся, совсем жалкий, и скромно занял свое место у дверей доктора под гиканье публики. А кортеж в честь св. Губерта спокойно заканчивал шествие по бульвару.
Фредерик Бастьен видел из окна всю эту сцену.
При входе кортежа на Мэл выражение лица Фредерика внезапно так сильно изменилось, что Давид, сначала увлеченный звуком фанфар, замер и ни о чем больше не думал, созерцая со все возрастающим удивлением этого юношу, черты лица которого, несмотря на их редкую красоту, стали почти пугающими.
В самом деле, горькая улыбка, которая за минуту до этого кривила губы Фредерика, пока он смотрел на замок вдали, сменилась при появлении процессии в честь св. Губерта выражением горестного изумления. Но когда он увидел проезжающего под приветствия многочисленных зрителей Рауля де Пон-Бриллана, одетого в свой великолепный костюм, расшитый серебром, и сидевшего на великолепном черном, как эбеновое дерево, коне, лицо его стало мертвенно-желтым, с каким-то синим отливом, а руки с такой силой вцепились в перекладину окна, что было видно, как вздулись вены под белой кожей.
