На голове каждого возвышалась треуголка, за поясом висел охотничий нож. Эти люди трубили в фанфары, возвещая, что охота закончилась удачно.
Затем вели пятьдесят больших гончих английской породы. На шеях у них в честь дня св. Губерта красовались банты из алых и желтых лент - по цвету ливрей хозяина. Ленты немного потрепались и разорвались о колючий кустарник, через который собаки продирались во время охоты.
Шесть пеших лакеев, также в парадных ливреях, обутые в шелковые чулки и башмаки с серебряными пряжками, с охотничьими ножами на перевязи, сопровождали свору и, трубя в трубы, повторяли, точно эхо, фанфары копейщиков.
За ними следовал охотничий фургон, служивший погребальной колесницей великолепному оленю с ветвистыми рогами, распростертому на ложе из листьев и окаймленному длинными развевающимися лентами тоже красного и бледно-желтого цвета.
Позади фургона ехали охотники - одни в красных рединготах, другие в униформе для псовой охоты, подобно молодому маркизу де Пон-Бриллану. Две коляски, в которые были запряжены по четверке превосходных коней, управляемые маленькими кучерами в красных куртках, сопровождали охотников. В одной из них находилась вдовствующая маркиза, а в другой - молодые прелестные женщины в костюмах для верховой езды. На левом плече у них была прикреплена розетка из лент, повторяющих цвета Пон-Бриллана, так как они сопровождали охотников до тех пор, пока олень не был затравлен.
В другой коляске или, скорее, фаэтоне, места занимали не принимавшие в охоте участия женщины и несколько мужчин, которые вследствие своего возраста были только зрителями охоты.
Наконец, держа на поводу запасных лошадей в богатой сбруе, проехали в конце кортежа конюхи.
Изящество этой псовой охоты, породистость собак, богатство ливрей, великолепие упряжи, благородная осанка всадников, красота и элегантность всадников, которые сопровождали охотников, были бы замечены везде, но для зевак маленького городка Пон-Бриллана этот кортеж явился настоящим спектаклем, нечто вроде оперного марша, где ни в чем не было недостатка - ни в музыке, ни в костюмах, ни в торжественности.
В наивном восхищении самые пылкие, а, возможно, самые дальновидные из этих горожан (добрая половина их являлась поставщиками замка) кричали: «Браво, господин маркиз!» и хлопали с восторгом в ладоши.
К сожалению, эту триумфальную помпу смутило происшествие, которое произошло почти под окнами дома г-на Дюфура.
Мы не забыли старого коня, который привез мадам Бастьен с сыном и на мудрость которого положились, оставив одного, с закинутыми на шею поводьями, перед домом врача.
