Этот всадник был примерно в возрасте Фредерика, с красивым лицом и элегантными манерами. Он выказал столько обходительности и любезности, что мадам Бастьен, провожая его глазами, сказала наивно сыну:
- Невозможно быть более любезным и так великолепно держаться. Не так ли, Фредерик?
В тот момент, когда мадам Бастьен обратилась к сыну с этим вопросом, мимо проезжал маленький грум, сопровождавший юношу и сидевший, как и он, на превосходном чистопородном коне. Мальчик строго придерживался этикета и все время соблюдал между собой и хозяином дистанцию в двадцать пять шагов.
Мадам Бастьен рукой остановила мальчика.
- Не можете ли вы исполнить мою просьбу и назвать имя вашего хозяина? - поинтересовалась молодая женщина.
- Господин маркиз де Пон-Бриллан, - ответил грум с явственным английским акцентом.
Затем, видя, что хозяин перешел на рысь, мальчик поскакал за ним.
- Фредерик, - Мари повернулась к сыну, - ты слышал? Это маркиз де Пон-Бриллан. Ты не находишь, что он очарователен? Приятно видеть фортуну и благородство так хорошо представленными, не правда ли, мой мальчик? Быть таким важным господином и столь воспитанным - это все, чего можно желать… Но ты мне ничего не отвечаешь, Фредерик, Фредерик! - вдруг забеспокоилась мадам Бастьен, - что с тобой?
- Ничего, мама, - ответил тот ледяным тоном.
- Я хорошо вижу - с тобой что-то происходит. У тебя уже не такое лицо, как сейчас было. Кажется, ты страдаешь? Боже мой! Каким ты стал бледным!
- Это потому, что солнце спряталось, и я замерз…
- Тогда вернемся, вернемся скорее. Только бы твое самочувствие продолжало улучшаться!
- Я сомневаюсь, мама.
- Ты сомневаешься? С каким видом ты это говоришь!
- Я говорю то, что есть.
- Значит, тебе опять стало хуже?
- О, гораздо хуже, - ответил он с резкой горечью. - Полное повторение того, что я испытывал. Но это от холода, конечно…
И этот несчастный, бывший всегда ангельски добрым и обожавший свою мать, на этот раз почувствовал жестокую радость, увеличивая ее беспокойство.
Он мстил так за жестокую боль, причиненную похвалами, которыми Мари искренне осыпала Рауля де Пон-Бриллана.
Ревность, до того неведомая Фредерику, как и зависть, ожесточила его еще сильнее по отношению к молодому маркизу.
Мать и сын вернулись в дом - мадам Бастьен в беспримерной тревоге, Фредерик в мрачном молчании, думая с глухим бешенством о том, что он был уже готов признаться матери в постыдной тайне, от которой он краснел. И в этот момент она разразилась такими похвалами маркизу де Пон-Бриллану, к которому он питал ненависть и зависть.
