Здесь необходимо небольшое пояснение.
Как-то Фредерик признался матери в своем отвращении и неспособности регулярно работать. Только иногда, уступая ее желанию и надеясь развеять себя немного он пытался написать какой-нибудь рассказ на заданный сюжет. Но напрасно он напрягал свое воображение, недавно столь блестящее и плодотворное. Напрасно давал направление своей мысли, скорое развитие которой мать часто замечала с гордостью.
- Я не знаю, что со мной, - бормотал тогда он угрюмо и подавленно, - мне кажется, что сознание мое окутывает какая-то пелена. Простите, матушка, это не по моей вине.
И мадам Бастьен находила тысячу доводов, чтобы извинить Фредерика и оказать ему поддержку.
В тот день, о котором мы говорим, молодая мать ожидала, что Фредерик очень скоро откажется от своей работы. Каково же было ее удивление, когда она в первый раз за долгое время увидела его пишущим с увлечением и оживлением!
В этом внезапном возвращении к прежним привычкам мадам Бастьен предположила, что видит первый симптом прекращения перелома, которому вдруг подвергся ее сын. Без сомнения, с его сознания начала спадать затемнявшая его вуаль.
Мадам Бастьен не терпелось узнать, что она не ошиблась. Она встала и на цыпочках, без шума, пользуясь увлеченностью своего сына, приблизилась к нему тайком. Тогда, вся трепеща от надежды, она положила обе руки на плечи Фредерика и, поцеловав его в лоб, наклонилась, чтобы прочесть, что он написал.
Юноша вздрогнул от изумления, быстро закрыл свою тетрадь, и, повернувшись к матери с нетерпеливым, почти раздраженным лицом, воскликнул:
- Это нескромно, мама.
Затем, схватив тетрадь, он вырвал исписанные листы, скомкал их и бросил в камин, где их охватило пламя.
Мадам Бастьен, пораженная, с минуту оставалась неподвижной и онемевшей. Затем, сравнив резкость Фредерика с сердечной непринужденностью, некогда царившей между ними во время занятий, она залилась слезами.
Впервые в жизни сын ранил ее сердце.
При виде плачущей матери Фредерик растерялся, бросился ей на шею, осыпая поцелуями и слезами, и забормотал прерывающимся голосом:
- О, прости меня, мама, прости…
При этих словах, вырвавшихся из глубины души, при этом крике болезненного раскаяния мадам Бастьен стала упрекать себя за произведенное горестное впечатление. ругать за слезы: разве не должна она была принять в расчет состояние сына, который за свою резкость так горько раскаивается?
Итак, молодая женщина тоже поцеловала Фредерика и попросила прошения.
