он продолжал "терпеть меня рядом с собой" и защищать, когда необходимость в моём присутствии отпала?.. Совершенно непрошенно в памяти снова возникла сцена на берегу озера, которую я так старалась забыть… Но её тут же сменила другая: умильное личико Шайори и снисходительное "Как я не догадалась, мой возлюбленный…
Конечно, она нужна тебе для той же цели, что и Ракураю!"… Вот оно… Причина столь длительного "терпения" Иошинори-сама к человечекому "насекомому". А сейчас он всё же позволил мне уйти, потому что, пока я смотрела на него завороженным взглядом и не причиняла особых хлопот, моё общество было сносным. Но после всего произошедшего и сказанного в тот день, мирному сосуществованию пришёл бы неизбежный конец. Иошинори-сама это понимал и решил, игра не стоит свеч…
— Ты этого не знала?..
Растерянно моргнув, я подняла глаза на Кэцеро, пробормотала:
— Мне нужно покормить Камиказе, — и бросилась прочь…
* * *
Не знаю, чем питался камаитати, пока я была без сознания. Когда пришла в себя, зверёк начал недвусмысленно требовать привычное лакомство: тыкался носом мне лицо, фыркал, постоянно крутился вокруг, заглядывая в глаза. Но ни кур, ни яиц в храме не было, а в деревню, которая, судя по всему была далеко, Нобу-сан не наведывался. Правда, узнав о предпочтениях моего питомца, раз или два раздобыл где-то яйца лесных птиц. А день назад я сама нашла гнездо рябчиков, расположившихся возле одного из храмовых помещений, больше похожего на груду досок, чем на строение. Находка была удачной — в гнезде оказалось десять яиц, и Камикадзе объедался ими, выпивая по два сразу. Сейчас, умчавшись от собеседников и навязанного ими болезненного разговора, я залетела в комнатку, где хранились припасы, подхватила яйцо и убралась в свои "покои". Вообще-то, кормить его было ещё рано, но Камикадзе был совсем не против нарушить "режим". А я могла побыть наедине со своими мыслями — как только начала вставать, Нобу-сан перестал заходить ко мне без особой необходимости. Но тактичность монаха не распространилась на его "господина". Не успела я опуститься на циновку и расколоть яйцо, как створка двери распахнулась, и в мою комнатку ввалился лохматый ёкай.
— Какого дьявола… — опешила я.
Подобное приветствие его нисколько не смутило. Взгляд с любопытством остановился на самозабвенно чавкающем Камикадзе, и лицо исказила гримаса отвращения.
— Он ест… это?
— Яйцо! — буркнула я.
Дэйки рассказывал, что крестьяне избегают употреблять в пищу куриные яйца, считая цыплят посланниками богини Аматэрасу. Но ёкая передёрнуло явно не из-за религиозного негодования. Я вполголоса проворчала "Дикарь…" и сосредоточила всё внимание на камаитати. Правда, когда непрошенный посетитель без церемоний плюхнулся рядом на циновку, снова ошарашенно подняла на него глаза.
