— И что? Он — совсем маленький, ничего бы не случилось!
Царапины в самом деле походили на порезы бумагой — не чета тем, что в своё время оставил на моей спине "господин". Ёкай разжал пальцы, и зверёк, хрипя, шлёпнулся мне в ладони. Шёрстка взлохмачена, глаза прикрыты, изо рта вырывалось сиплое дыхание.
— Ты всё-таки придушил его… — горестно всхлипнула я.
Ёкай ничего не ответил и, развернувшись, скрылся в клубившемся у входа в пещеру полумраке.
— Что на тебя нашло? — возмутился Дэйки. — Господин защищал тебя, а ты вместо благодарности…
— Защищал! — я презрительно дёрнула плечом. — От него?
Очень бережно положила зверька на циновку. Его глаза вдруг открылись, мордочка слабо оскалилась.
— Видишь? — прошипел лис. — Эта тварь даже не понимает, что обязана тебе жизнью!
— Я ему прощаю. А что едят камаитати? Кроме крови…
— Спроси у него.
Закатив глаза, я выудила из узла оставшийся с вечера онигири и бамбуковую бутыль с водой. От онигири зверёк отвернулся, но когда я брызнула водой на лист, в который был завёрнут рисовый шарик, слизнул каплю. Я капнула ещё, а потом ещё, пока зверёк не отвернулся и от него.
— Какой хорошенький… — проворковала я.
Дэйки шумно выдохнул.
— Там, откуда ты пришла, таких нет?
— Точно таких нет. Есть похожие.
Зверёк смахивал на ласку — длинное гибкое тельце, пушистый хвост, симпатичная мордочка. Но лапки с серповидными когтями сильно отличались от коготков ласки моего мира.
— Как думаешь, он выживет?
— Надеюсь, что нет! — отрезал лис.
Зверёк начал дремать, я протянула руку, собираясь погладить по вытянутой головке, но его глаза тотчас открылись и мордочка оскалилась. Дэйки злобно фыркнул.
— Если, когда заснёшь, он искромсает твою шею и запястья, не говори, что тебя не предупреждали!
И, яростно дёрнув хвостом, удалился вслед за своим господином. А я, придвинув к зверьку онигири, легла рядом.
Будильник звонил и звонил — громко, настойчиво. Ненавижу вставать рано… В своё время перепробовала немало мелодий, чтобы сделать переход от сна к бодрствованию максимально сносным, но, в роли будильника, всё становилось ненавистным. Всё, кроме моей последней "находки" — щебета птиц. Правда, сейчас и этот звук казался раздражающим. Я поморщилась, открыла глаза… За пределами пещеры вовсю стрекотали насекомые, чирикали птицы — особенно одна, расположившаяся в ветвях у самого входа. Это и был "будильник". В пещере не было никого, кроме меня и… Вспомнив о ночном посетителе, я осторожно приподнялась на циновке. Сердце от волнения забилось чаще — вдруг несчастный зверёк умер? Он лежал на том же месте, куда я его положила. Глаза закрыты, но спинка едва заметно вздымалась и опускалась — он дышал. Очень легко я погладила по светло-коричневому меху на головке. Камаитати беззвучно оскалился. На онигири по-прежнему не смотрел, но я накапала на листок воды, и он с готовностью её выпил.
