Возвращайся, сделав круг | страница 122
— Выбор есть всегда, оксама. И господин сделал свой.
— Почему ты так считаешь? — я даже подалась вперёд. — В прошлый раз ты назвал меня его "избранницей", но это… невозможно. Я — всего лишь человек.
Не могла не произнести этих слов, они уже стали клеймом. Не смогла скрыть горечь, которую тщетно пыталась подавить всё это время…
— Да, ты — человек, — тихо произнёс Тецуо. — Поэтому рано или поздно причинишь ему боль. Это неизбежно. И Иошинори-сама это знает.
— Боль?.. — не поверила я. — Каким образом? Я не… не…
— …бессмертна. Вы слабее нас, не владеете магией, не умеете изменять свою форму. Но не в этом самое болезненное различие между нами. Оно — в краткости вашей жизни. И в силе нашей памяти…
Я не верила ушам. Это признание могло означать только одно.
— Тецуо-сама… Хочешь сказать… твоя избранница была…
— Её звали Акико, — в голосе кузнеца прозвучала невероятная нежность. — Наверное, и кости её уже обратились в пыль. А я всё ещё думаю о ней… непрестанно…
Поникнув всем телом, Тецуо устремил взгляд на окрашенную рыбьей кровью воду. Я опустилась рядом с ним на колени и, не обращая внимания на тут же намокший край кимоно, легко коснулась ладонью его плеча.
— Мне так жаль…
— Ты чем-то напомнила мне её, — складки на черепашьем лице обозначились сильнее, я не сразу поняла, что он улыбается. — Акико тоже была красивой. И доброй, как ты. Может, не такой отважной…
— Почему ты считаешь отважной меня?..
— Я знаю, что произошло во время битвы. Дэйки говорит о тебе почти постоянно.
Вздохнув, кузнец поднялся на ноги и подхватил гигантскую рыбину, словно то был карасик величиной с ладошку.
— На Иошинори-сама лежит огромный долг, оксама. Война, которую он начал, изменит лицо нашей реальности. Слабость в его положении — недопустима. Поэтому черты его останутся невозмутимыми, а речь — холодной. Но горечь переполняет меня, когда я думаю о нём, о дзинко, даже о малыше-камаитати. Придёт день — он неизбежен — и ты разобьёшь сердце каждому из них.
Тецуо уже скрылся в глубине пещеры, а я всё смотрела ему в след. Якэй, ласкаясь, стукнул меня хвостом по ногам и я, не удержавшись, шлёпнулась в воду. Пёс тут же бросился ко мне с явным намерением лизнуть лицо. Смеясь и отворачиваясь, я кое-как поднялась. Но действия были механическими. Мысли устремились вслед за кузнецом, мимо колосса-наковальни в мрачную глубину пещеры, где, оправляясь от ран, коротал дни Иошинори-сама. Я представила его величественную фигуру, белоснежные волосы, лицо, которое навсегда останется "невозмутимым"… До сих пор не задумывалась о быстротечности моей жизни по сравнению с его.