Снаружи послышались шаги. Обе створки тонкой крашеной двери распахнулись, и вошла высокая, с царственной осанкой, начинающая уже седеть байбича[15]. Карлыгач начала раздеваться, молодуха смущенно вышла.
Она остановилась в замешательстве, не зная, куда идти. Сверкающее озеро показалось ей заколдованным морем. Зоркие глаза разглядели коня, привязанного позади крайней юрты.
У нее не хватило решимости вернуться с пустыми руками, с отказом.
Но что делать, с кем посоветоваться? Пока молодуха стояла в раздумье, открылась дверь средней юрты и оттуда в накинутом на плечи кепе[16] вышел мужчина. При свете луны лицо его было отчетливо видно. Этот казах с блестящими черными волосами был мужем Айбалы.
Она поспешила к нему.
— Остановись, милый!
Казах игриво обнял ее за талию.
— Создатель дал мне отличную жену. Ты за мной пришла? Вот поем мяса и вернусь.
Айбала оттолкнула его.
— Оставь, шутить не время! У меня голова кругом идет!
Она рассказала ему о случившемся.
— Карлыгач-Слу не хочет принять жениха. Джигит обещал мне отрез на платье и ярку. Что мне теперь делать? Посоветуй.
— Да пусть возьмет сухотка и его самого и его обещания! — казах махнул рукой. — Не люблю я вашего Калтая: идет — уставится в землю, как свинья. Жалко мне Карлыгач-Слу, — закончил он и двинулся дальше.
Айбала испуганно схватила его за руку.
— Да будет проклята твоя мать! Что ты говоришь? А шестнадцать лет сватовства? А разве не взял Сарсембай калыма и не готовятся они через два месяца отправить дочь в дом мужа?
Тукал, хлопотавшая у котла, понесла в юрту полное блюдо мяса. Увидя это, казах не пожелал терять времени.
— Оставь меня: видишь, внесли мясо, — сказал он и, забыв, зачем выходил, вернулся в юрту.
Айбала никак не могла найти выход из положения. Она медленно направилась к своей юрте, около которой привязанный Байчубар рыл копытами землю.
Гость ждал, полулежа на подушке в передней половине юрты, играя плеткой и насвистывая от нетерпения.
Айбала собралась с духом, заставила себя улыбнуться и рассказала выдуманную историю:
— Сношеньку свою можешь бранить как хочешь, но, колончагым, вина не только моя. Карлыгач-Слу сегодня вечером принять тебя не может. Она велела передать: «Пусть милый не обижается, сильно занемогла я».
Джигит сорвался с места. В глазах помутилось. Лицо стало злым. Возмущенный таким оскорблением, он не мог вымолвить ни слова. В памяти всплыли слухи, услужливо передаваемые ему старыми сплетницами. Злые языки утверждали, что между его суженой и Арсланбаем из рода Тана-Буга завязалась любовь.
