Отпросившись у Сени, Алимов вышел из блока и бегом помчался домой. Теперь, когда он решил ехать к Саше, каждая потерянная минута казалась ему преступлением.
Он приехал в город на попутке и побежал на главпочтамт, к телефону-автомату. Выстоял очередь, вошёл в кабину, закрыл глаза, перевел дыхание, снял трубку, набрал номер и долго слушал длинные равномерные гудки — на том конце провода к телефону никто не подходил: тоскливая тишина в трубке чередовалась с тоскливыми гудками. «Автомат испорчен, — решил Алимов, — ведь Саша говорила мне: «От пяти до семи я всегда дома. Да и вообще вечером дома». Второй автомат он разыскал на бульваре, стекла в кабине были выбиты, трубка прикручена к аппарату стальной проволокой. Алимов набрал Сашин номер и снова услышал в трубке длинные гудки. Ему хотелось влезть в аппарат и вместе с сигналами пробраться в Сашину комнату, увидеть, как она живет, потрогать её вещи.
Он был так счастлив, когда в первый и единственный раз провожал её домой, так самоуверен, что даже не спросил адреса. Он помнил, что ехали по шоссе, потом свернули в новый район города, а вот свернули направо или налево — не заметил. Она вышла тогда на улицу и побежала к своему дому. Город, как кольцом, был опоясан микрорайонами крупнопанельных домов. В какой части города: южной или северной, западной или восточной Саша вышла из машины?
Алимов взял такси и долго кружил по окраине города, разыскивая дом, в который вошла Саша. Он помнил только одно — она сказала: «Наш четвёртый подъезд». Один дом показался ему особенно похожим, он расплатился с шофёром, пошёл в четвёртый подъезд и позвонил в первую попавшуюся квартиру. Дверь открыла седая сгорбленная старуха и сказала, что у них Саша не живет, а кто живет в других квартирах, она не знает. Он позвонил во вторую квартиру, в третью — и так до четвёртого этажа: упрямо шёл от двери к двери и звонил.
«Это бессмысленно, — решил Алимов, — буду звонить, придёт же она когда-нибудь домой!» Он разыскал автобусную остановку, автобус привёз его в центр города, он пошёл на бульвар к знакомой будке телефона-автомата. Помедлив, набрал номер. В трубке, бессильная ему помочь, тишина сменялась равномерными бессильными гудками. Он вышел из будки, сел на скамейку. Ярость бушевала в нем: ярость на себя, на Сашу! Через некоторое время он снова подошёл к автомату. Вернулся, сел на скамейку: «Буду звонить всю ночь», — обуреваемый ревностью, думал он.
