5
Погреб у Михала — приятное и уютное местечко. И что самое главное — это хранилище божественного напитка. Тут стоят, тесно прижавшись друг к другу, дубовые бочки и бочонки, в которых из года в год отменно зреет вино, выстроились батареи всевозможных бутылок, снабженных наклейками с указанием года. Они дожидаются своего часа — это как бы коллекция образцов для дегустации. (Впрочем, вино сохранилось не за все годы, некоторые бутылки в связи с тем или иным торжеством или чрезвычайным событием исчезли.) Полки вдоль стен прогибаются под тяжестью банок с джемом из черешни, абрикосов, слив; там же стоят две большие бутыли самогона и домашние консервы: жареное мясо, маринованные огурцы. Над дубовой доской, мостиком переброшенной между двумя бочками, — она служит Михалу и его гостям скамьей, — подвешена полочка: на ней лежит головка овечьего сыра, сало, домашняя колбаса, связка лука и хлеб — достаточно протянуть руку, чтобы взять то, на что глаз упал и чего душа пожелала. Погреб Михала, пропитанный сладковатым запахом сырости и ароматом, напоминающим о цветении виноградной лозы, — образец того достатка и умиротворяющего покоя, которые пробуждают в человеке потребность в счастье и в здоровой полноте жизни. Если б о погребе Михала дознались врачи, они бы прописывали посещение его как лечебную процедуру, избавляющую от потери аппетита, плохого пищеварения и тому подобных недугов, как лекарство от всякого рода модных неврозов, меланхолического скепсиса, пораженческих настроений и утраты интереса к жизни. Если б о погребе Михала знали художники, они сочли бы его самой прекрасной моделью для натюрмортов, к которой следует обращаться вновь и вновь.
Михал был в погребе не один. Вместе с Петером Касицким они попивали винцо и беседовали. Им было хорошо, настроение — лучше не надо! Михал слегка раскраснелся. Он принялся нарезать колбасу, когда до него донесся со двора голос Катарины. Михал прислушался.
— Это Вилем, — сказал он.
— Как ты узнал? — удивился Касицкий.
Михал не ответил. Он обернулся ко входу и чуть усмехнулся.
Послышались тяжелые шаги, гулко отдававшиеся под сводами погреба. Кто-то спускался по деревянным ступеням.
Показался Вилем. Увидев Касицкого, он остановился с озадаченным видом, взгляд его скользнул в сторону. Он рассчитывал, что Михал один. Еще продолжая стоять на ступеньке, он втянул носом воздух, и ноздри у него расширились.
— Заходи, заходи, отведай! — сказал Михал.
