Наши читатели обычно спрашивают меня: «Как вы пришли к этой теме, как собирали материал для своего романа?» Об этом, видимо, следует рассказать и советскому читателю.
Все было просто. Партийный работник, историк, я преподавал тогда в Высшей партийной школе при ЦК КПЧ и занимался главным образом периодом кооперативного строительства нашей деревни. Месяцами я жил среди своих героев, вероятно, правильнее было бы сказать — жил вместе с ними их жизнью. Я близко узнал Михала и Вилема. Видел их за работой в поле, в канцелярии местного национального комитета, не раз сиживал с ними в погребке. Мы часами обсуждали там события, которые приводили в движение «мое» село, за стаканом прославленного красного вина Михала, наслаждаясь его чудесным, пряным ароматом; мы «сводили баланс» и «утрясали планы» кооператива на будущее. По правде говоря, у меня никогда не хватило бы фантазии написать «Святого Михала», если бы на моих глазах не «созревали» судьбы поречан, бродя, как их молодое вино, и если бы я не располагал временем, достаточным для того, чтобы узнать, как бродит, как созревает это людское «молодое вино» и каково оно на вкус. Признаюсь до конца — был я и на той пирушке в школьном саду, наслаждался вместе с Михалом, Вилемом, Эдой, Адамом, Касицким и остальными купанием в ласковых водах неторопливой речки Ду́ши; на залитом солнцем берегу вместе с Адамом и Эдой поджаривал на вертеле щучек и окуней… Был я там и когда Руда собирался, а затем отправился в Америку за долларами, полученными в наследство. Ну, да что тут скрывать — он и меня потряс тогда своим огромным тюком багета, который поволок за океан. И мне он доверил свою тайну, открыл причину своего упорного желания во что бы то ни стало отправиться за океан, и мне он рассказал о своей изощренно-хитрой уловке. Должен сказать, что все это мы потом обсуждали в погребке, и Вилем чертыхался, а Михал снисходительно улыбался. А Гавая? Я побывал не в одном цыганском поселке и, естественно, знал немало их обитателей. И там тоже была своя сложная жизнь — горести и радости она рассыпала щедрой рукой. Вот так я собирал «материал».
Да, я стремился показать врожденную способность простого человека радоваться всем дарам жизни и бороться за них. И именно в ту пору, когда основной вопрос — идти против кооператива или с кооперативом — был окончательно решен. Решен такими, как Вилем, Эда, Адам. Они помогали появлению новой жизни на свет, «они ее оплодотворили и в то же время вынашивали в себе ее плод; они были как бы и отцом, и матерью, и повивальной бабкой новой жизни. Они выхаживали младенца, заботились о его пропитании в добрые и недобрые времена. Потому-то всем сердцем и привязаны к ней, защищают ее и готовы ради нее на самые тяжкие жертвы. Они оберегают ее, возможно, с чрезмерной тревогой и подозрительно следят за всеми, кто по неведению или по злому умыслу хотел или мог бы причинить ей вред». Вот так и начиналась, да и продолжается по сей день, борьба за то, как лучше благоустроить село, как добиться процветания кооператива. За что первым делом взяться засучив рукава, на ч т о и к а к опереться, чтобы революционные перемены в нашем селе, вдохновляющим примером для которых послужила коллективизация советской деревни, достигли вершины возможного. К этому теперь и стремится Михал. Михал, который вначале не понимал, а на определенном этапе стал талантливым продолжателем дела, начатого не им. Теперь Михал стоит во главе — вместо тех, кто уже не поспевает за темпом перемен. А поскольку герои «Святого Михала» — живые люди со своеобразными характерами, люди, у которых извечная тяжкая борьба за кусок хлеба выработала не только упорство и сообразительность, но и лисью хитрость и изворотливость, то действие романа, его содержание — это их подлинная борьба, их подлинная жизнь.