— Где же вы пасете? Почему не поговорите об этом в районе? — спросил Павел.
— Да разве нас там кто слушает?! — горячась, воскликнул Резеш. — Теперь лучше вовсе не иметь языка. — И добавил без обиняков: — Твой папаша, конечно, с ними заодно. Недаром говорится: как старого черта ни крести, все равно рога не отвалятся…
Павел не ожидал услышать такое от Резеша и с удивлением уставился на него.
— Ну, чего вытаращился? — усмехнулся Резеш. — Лучше оставили бы они нас в покое. Чтобы каждый вел хозяйство как хочет и жил тем, что на своем куске земли вырастит.
— Почему же ты не можешь так жить?
— Да потому, что теперь мне не дают пасти скотину на выгоне, который принадлежал всем нам. — Он сплюнул. — Тут такие дела творятся!.. Ты про Зитрицкого слыхал? Во вторник в Горовцах начинается суд. Нам всем приглашение прислали, и сюда за нами приедет автобус.
Павел получал мало писем из дому. Отец только изредка черкнет ему несколько строчек своей огрубевшей, привыкшей к вилам и кнуту рукой. Но в последний раз он вложил в конверт вырезку из «Горовецких новин», и Павел знал о случившемся.
Зитрицкий владел в Трнавке самой большой после графа усадьбой. На краю деревни стоял его каменный домина с белым кирпичным крестом, рельефно выступающим на оштукатуренном фронтоне. Просторный его хлев был всегда полон. В самом конце войны Зитрицкий — человек угрюмый, крутого нрава — договорился с графом, что прикупит у него еще земли. Революция[3] ему, разумеется, была ни к чему. Он участвовал в политической борьбе на стороне словацкой демократической партии[4] и выступал вместе с Хабой против Петричко, но в сорок восьмом борьбе этой пришел конец. А когда у него затем районные власти откупили обе молотилки и сноповязалку, он потерял последнюю надежду. Начал забивать и продавать скот; старался зашибить побольше денег для своих двух дочек, которых во время войны выдал замуж: одна жила в Горовцах, другая — в Братиславе. В конце концов у него остались только две коровы да еще лошади, которых он одалживал безлошадным, и те обрабатывали ему за это поле. Поставки он не выполнял. Само собой разумеется, Петричко с заготовителем из района не отступались, жали на него, чуть ли не каждый день наведывались к нему. Нынешней зимой Зитрицкий пообещал, что немного зерна все-таки сдаст. Он даже пригласил обоих в горницу, чего никогда прежде не делал, и предложил посмотреть все полученные им предписания по поставкам и повестки с напоминаниями. Мол, нет ли там какой ошибки. Вывалил на стол целую кипу бумаг, а когда они оба, склонившись, стали их рассматривать, выплеснул на них сзади целый чугун кипятка. И орал при этом: «Теперь вы будете красными и снаружи! Американцы показали вам в Корее, что вас ждет!»
