В музее зазвонил телефон. Они стояли у картины Брюллова «Последний день Помпеи». Евгений Викторович решил, что надо пойти в зал покрасивее и попроще. Тамара не знала ничего ни о Помпеях, ни об извержении Везувия. Он рассказывал, стараясь быть занимательным, о забытых в подвалах тюрьмы заключенных, о брошенной хозяевами собаке, которая поднималась по падающему пеплу все выше и выше, пока не кончилась цепь, о том, как пепел сохранил формы их тел и как он видел их в неаполитанском музее. Он думал, что, когда они сядут на диван перед картиной, можно будет взять девушку за руку. Звонок порвал паутинку возможностей, он нажал кнопку, хотел отвечать. Женщина со служебным значком на груди бросилась на Евгения Викторовича, размахивая руками, она шипела на бегу от злости, он не захотел конфликтов, вышел на широкую лестничную площадку, белую от мрамора перил и статуй, сказал:
— Слушаю.
— Ты чего? Куда пропал?
— А куда я пропал? Кофе пью.
— Я тебя уже полчаса разыскиваю.
— Не знаю. Телефон включен.
— Ладно. Ты когда можешь быть у меня?
— Сейчас подъеду.
Он вернулся в зал. Тамара сидела на диване, наклонившись вперед и уперевшись локтями о колени слегка раздвинутых ног. Поза подходила к брюкам, а так вышло, что нижний обрез белой ткани уехал вверх к самому началу ног, а грудь была почти что видна при взгляде сверху.
— Тамара... — он не знал, как бы поделикатней объяснить возникшую необходимость.
— Мне тоже надо идти, — она поднялась, встала напротив него, протянула руку, улыбнулась. — До свидания.
— Вас подвести куда-нибудь?
— Нет, спасибо.
— Мы можем увидеться? Через неделю?
— Не знаю... Как получится.
— Я приду.
Она осталась, очевидно не захотев идти с ним, он ушел, почти побежал к машине. Было неловко признаться самому себе, но он испытывал облегчение от резкого обрыва встречи, от прекращения собственной болтовни, от освобождения от необходимости делать шаг туда, куда, в общем-то, боялся шагнуть.
Ехать было близко. Он остановил машину под знаком, запрещавшим парковку, зашел в большой грязноватый вестибюль. Сказал охраннику:
— Добрый день. К Завьялову. Моя фамилия Небылов.
— Подождите. Сейчас вас проводят.
Подошел другой охранник, они поднялись на два пролета широкой лестницы, мимо пятен на перилах, оставшихся от давно украденных кем-то статуй, под картиной, изображавшей беседу Ленина с рабочими и крестьянами, дошли до деревянной двери с бронированными непрозрачными стеклами. Охранник провел пластиковой карточкой по щели в белой коробочке на стене, щелкнуло, он с усилием толкнул тяжелую дверь, спросил:
