— А что вы будете объяснять?
Не зря был мягок взгляд и капризно надуты губы. Улыбка была искренней, заинтересованной, без испуга и агрессии. Он сел легко и быстро, поставил сок, ответил:
— Вы правы, конечно. Смотреть на красивую девушку так естественно. Просто мне захотелось заговорить с вами, и я не придумал лучшего начала.
Она засмеялась, смех был звонким. Она откинула голову назад, ткань натянулась на груди, Евгений Викторович почувствовал отток крови сверху вниз, стало легче. Он точно знал, что женщинам, которым хочешь понравиться, надо говорить комплименты, чем больше, тем лучше, и без остановок, поэтому продолжил:
— Как это прекрасно! Я так рад, что решился подойти к вам.
— Правда?
— Конечно. Я никогда не видел такой красивой женщины, как вы, которая умела бы так искренне смеяться. Обычно красавицы такие надутые, а вы веселая. Это очень приятно.
Она посерьезнела, вертикальная складка мелькнула между бровей, он понял, что перестарался, услышал:
— Я тоже бываю серьезной.
— Конечно, не сомневаюсь в этом. Но я же могу радоваться тому, что сейчас вы улыбаетесь?
— Можете. А как вы будете радоваться?
— Вы очень заняты сейчас?
— А что такое?
— Я собирался в Русский музей. Иногда надо дать глазам и голове возможность расслабиться. Можно вас пригласить?
— Я там давно не была.
Он подозревал, даже понял точно, увидев легкую вспышку неуверенности в ее глазах, что она не была там очень давно, наверное, со школьного детства. Взял трубку, набрал номер телефона в машине:
— Юра, подойди, пожалуйста, в вестибюль.
Попросил девушку подождать, прошел мимо стойки, заплатил за себя, она уже успела заплатить сама, спустился вниз, взял у водителя ключи, техпаспорт, сказал:
— Два часа свободен, потом позвоню.
До музея они дошли пешком, он только закинул папку в машину. Новая «Toyota-Camry» со спецномерами не произвела на нее никакого впечатления. Евгений Викторович говорил без остановки, представился, ее звали Тамарой. Он сразу рассказал ей про царицу саков-массагетов Томирис, про печальный конец Кира, про то, как она поила кровью его отрубленную голову. Спросил, где Тамара загорала. На Родосе. Он решил, что про античность хватит, стал говорить о средневековых рыцарских орденах, о контроле над торговыми путями и тайных источниках страшных богатств. Девушка молчала, не смеялась, он чувствовал, что ей интересно. Когда шли через газон на площади Искусств мимо памятника Пушкину, косноязычного славословия унылых пятидесятых годов, многие мужчины, стоявшие, сидевшие или проходившие по дорожкам, послушно поворачивались так, чтобы все время, до последней возможности видеть спутницу Евгения Викторовича, как подсолнухи крутят головы за уходящим солнцем или кошка следит за рыбкой, плавающей в стеклянном аквариуме. Евгений Викторович говорил, вздыхал глубоко, чтобы не запыхаться от ходьбы и разговоров, и думал, что никогда у него не было такой сногсшибательно эффектной и красивой спутницы.
