— Почему нельзя вести себя так хорошо, как наш клерик, императрица? — спросил отец Мардук, хмурясь.
К ужасу и шоку Амалии, он провел острым ножом по горлу Эйко, и кровь полетела на стол и лицо Амалии.
Она не могла кричать. Она едва видела. Все туманилось, теплая кровь на лице делала все только хуже. Но ее сердце сжалось и упало.
— Вот, — он вытер нож о скатерть и сел на свое место. — Она даже умирает как хорошая девочка. Жаль, в этот раз не вернется.
Он отпустил Амалию, и она вдохнула. Как только ей хватило воздуха, она закричала. Печаль терзала ее изнутри, пока не осталось только горе.
Кровь подруги залила стол. Крики Амалии усилились, ведь крови лилось все больше.
Ее сердце сжималось, горло сдавило.
— Чудовище! — заорала она, эхо разнеслось по храму, но отец Мардук едва дрогнул.
Она ударила по столу руками в гневе, глядя на него.
— Вы заслужили то, что вас настигло. Я понимаю, почему ваши брат и сестра убили вас!
Она встала и убежала. Ее щеки пылали, легкие все еще болели. Боль терзала грудь, и она не могла терпеть ни минуты в этом ужасном месте.
— Эйко, — рыдала она. — Прости, — слезы обжигали глаза, но ей было все равно. Она не останавливала их. Это не был знак слабости, те, кто так думал, не знали любви или сочувствия. Те, кто боялся плакать, были бессердечными чудовищами, как монах, что убил ее подругу.
— Куда она? — король Крон встал. Слуги начали убирать без слов, тело бедной Эйко оставили, словно она ничего не значила.
— Никуда, — сухо сказал отец Мардук. Он не стал гнаться за ней. Он ел и болтал с гостями, а стол заменили, еду принесли свежую.
Она убегала от садов, по храму, удары сердца оглушали. Она кричала, как раненый зверь. Монахи отходили, она бежала, и они провожали ее потрясенными взглядами. Ей было все равно. Килан был близко. Она его ощущала. Только бы найти его. И они сожгут это место.
Дверь была недалеко. Она могла добраться, если бы бежала быстрее. Никто не мешал ей, она забыла об ошейнике. Как-нибудь потом снимет.
Она бежала под арками длинного коридора, свобода была близко, она ощущала ее сладость. Она размахивала руками, ускоряясь, и застыла у двойных темных дверей, что тянулись к потолку. Она пыталась открыть, но они были тяжелыми, не поддавались.
Это ее не остановило. Она толкала всеми силами, двери задвигались, и ее сердце наполнил надежда, что быстро угасла. Ее тело отлетело назад. Ее руки вытянулись к двери, слезы жгли глаза, волосы били по лицу, пока она летела. Она рухнула в сильные руки. Она оглянулась на темнокожего монаха с жестокими глазами. Он улыбался.
