Амалия нахмурилась, они сели напротив незнакомцев. Они с любопытством смотрели на нее. Двое мужчин были с острыми ушами и идеальными лицами. У одного были длинные белые волосы и ледяные голубые глаза, а у другого — короткие зеленые с такие же глаза. Женщина смотрела на нее фиолетовыми глазами, ее розовые волосы были уложены в пучок на макушке и украшены сияющими кристаллами.
Ладони Амалии вспотели. Она не знала, что делать.
Она не была леди, не знала манер за столом. Она смотрела на тарелки и бокалы вина. Ее желудок сжался, когда во главе стола сел отец Мардук.
Все повернулись к нему. Он был в синей мантии, сферы, что она видела в Скале, парили над его головой.
Она не понимала, зачем он здесь.
Он не спешил начинать пить. Как только он сделал это, остальные поддержали.
Слуги нагрузили их фарфоровые тарелки едой, наполняли постоянно бокалы.
— Я вас познакомлю, — начал отец Мардук, подняв бокал. — Наш клерик Ши-син и императрица Эрани.
Они охнули, и щеки Амалии покраснели от смущения. Они смотрели на нее новыми глазами, полными удивления.
— Она императрица Эрани?
— Да, король Крон, — сказал он. — Это она.
Фейри захлопали.
— За Кьёс, — сказал он, и все подняли бокалы и выпили. Кроме Амалии.
Она хмуро смотрела на отца Мардука, сидя справа от него.
— К чему этот тост? — спросила Амалия.
Он посмотрел на нее, стиснув зубы.
— Я хочу вернуть его и отпустить мое творение. Зука все исправит в мире.
Фейри рассмеялись, выпивая.
Ее рот раскрылся. Зука — белый дракон из ее сна. Ее кровь остыла от мысли, что этот монстр будет летать над королевствами, убивая тысячи невинных.
Она встала.
— Зачем это нужно?
Он махнул рукой, ее придавил к месту ошейник. Она закричала, он прожигал плоть.
Ее глаза расширились, золото все жгло ее горло, и она не могла ни говорить, ни дышать. Ее легкие пылали, она раскрывала рот. Ее ладони впились в ошейник, но это не помогало. Она уже ощущала такое, когда чуть не утонула в реке. Она это не забыла.
Отец Мардук не спешил ответить, все смотрели, как она страдает.
Эйко ерзала на стуле, в глазах были слезы, но она не двигалась. Она знала, когда можно вмешаться, Амалия не винила ее. Но она бы не сидела так, если бы пытали подругу.
Он начал есть, попробовал хлеб. Он отрезал острым ножом мясо, откусил и указал на нее.
— Грядет война, императрица, — сказал он. — И мы будем готовы защитить себя.
Он встал, ее легкие были почти без кислорода. Он обошел стол и опустил ладонь на плечо Эйко.
