— Куда-то собрались, императрица?
Она гневно заревела, ударила его в пах. Он согнулся, она ударила коленом по его лицу, а потом пяткой. Он пришел в себя быстрее, чем она ожидала.
— Эй, — сказал он. — Посмотри в глаза своего союзника. Скажи, сожалеет ли он о предательстве. Скажи, стоила ли ты его смерти.
Она ждала Килана, ее губы задрожали. Она знала, это ее сломает.
Амалия обмякла, она в ужасе огромными глазами смотрела на брата Дагана, висящего на копье у двери.
Тем вечером теплый ветерок трепал черные волосы Амалии, пока она ждала свою судьбу. События дня опустошили ее.
Брат Даган был мертв.
Эйко была мертва.
Килана нигде не было.
Надежда была потеряна.
Солнце садилось, и она знала, что скоро дверь откроется, и группа монахов поведет ее к алтарю, где она будет принесена в жертву.
Она смотрела с балкона на пустыню, что покрывала мили земли и доходила до подножия гор Тир. Закат красил все розовым, оранжевым, красным и багровым. За морем была территория Волков.
Хоть они были врагами ее народа — и домом того, кто предал ее — она предпочла бы быть там, а не в храме Братства. Призраки друзей терзали ее. Она слышала смех Эйко, голос брата Дагана, похожий на ее отца.
Слеза покатилась по ее щеке от мыслей о них. Ее глаза были красными, голос был сорван. Она была готова к грядущему. К смерти или даже хуже этого.
Если бы она могла летать, то растянула бы руки, и ветер унес бы ее далеко от этого гадкого места. Вот бы за ней вернулся Килан.
Печаль окутывала ее, она поняла, что больше не увидит зеленые холмы и луга, красные от мака, Скала. Не посмотрит в глаза матери, не ощутит теплые объятия отца.
Она хотела старую жизнь. Кого-то обрадовал бы титул императрицы.
Для Амалии он был проклятием.
Замок зашумел. Она напряглась, закрыла глаза, пытаясь изменить судьбу.
— Я все сделаю. Прошу. Освободите нас с Киланом, — шептала она ветру.
Эрис и Энит не ответили. Они этого никогда не делали.
Дверь открылась, вошли четверо монахов в черном. Лиловые ленты были на их плечах, у каждого была золотая цепь с солнцем.
Она вскинула брови, их мантии отличались сегодня.
Первым шел отец Мардук. При виде него все в ней забурлило. Его темные глаза смотрели на нее, как на завоеванный трофей. Она никак не смогла бы уговорить его отпустить ее.
— Вставай, дитя. Сегодня день твоей смерти, — сказал отец Мардук. Он коснулся ее подбородка холодными руками. Она смотрела на них, смаргивая слезы.
— День смерти? — спокойно спросила Амалия.
