Левая часть зала была битком набита местными и иногородними завсегдатаями: шекспироведами, студентами из других штатов и обладателями сезонных билетов (мы знали, что весной лучшие места будут зарезервированы для группы агентов, приглашенных из Нью-Йорка посмотреть наши выступления). Даже балкон был переполнен.
Я смотрел в зал. Свет софитов выхватил из полумрака стайку возбужденных второкурсников, у которых наверняка головы кружились при мысли о том, что они впервые появятся на подмостках в профессиональном амплуа. Остальные, более опытные и менее взволнованные, ждали своего часа за кулисами.
Первые два акта пьеса шла по нарастающей, и каждая сцена была все более и более напряженной. В момент кульминации трагедии аудитория, казалось, затаила дыхание.
Сцена убийства была быстрой, жестокой и безобразной, и как только Брут приказал заговорщикам разойтись, я кинулся за кулисы. У меня жутко звенело в ушах.
– Твою мать! – Я бросился к тяжелым черным полотнищам слева от подмостков.
Кто-то схватил меня за плечи и помог уйти, чтобы зрители, сидевшие в первых трех рядах, не увидели меня. Мимо нас прошаркали второстепенные заговорщики, перешептываясь на обратном пути в гримерку.
До меня доносилась страстная речь Антония в защиту Цезаря, во время которой в зале воцарилась звенящая тишина.
Колин:
– «Прости ты мне, о горсть земли кровавой,
Что я с твоими мясниками ласков!
Развалина достойнейшего мужа,
Какой живал когда-либо в веках.
О горе тем, кто пролил эту кровь!»[42]
Я на ощупь пробирался к стене, прижимая руку к ушной раковине. Кто-то опять развернул меня так, чтобы я не влетел лицом в стропы.
– Ты в порядке? – прошептал Александр. – Что случилось?
– Он заехал мне прямо по уху!
– Когда? – голос Джеймса.
– Когда я заколол его ножом, он повернулся и успел ударить меня локтем!
Я стиснул зубы и зажмурился. Боль пронзала череп, как железнодорожный костыль. Я взгромоздился на лебедку полетного устройства и наклонился, согнувшись вдвое.
Теплая ладонь легла мне на затылок – я не знал, чья именно.
– Это не постановочный удар, – сказал Александр.
– Конечно, мать его, нет, – прошипел Джеймс. – Дыши, Оливер.
Я попытался расцепить челюсти и вдохнуть. Поднял взгляд на Джеймса, и его ладонь скользнула на мое плечо.
– Он пытался снова раздробить тебе запястья? – спросил я.
Джеймс взглянул на полосу света, косо падавшего между кулисами на сцену. Колин еще разговаривал со слугой.
– Да.
– Он что, нарочно творит это дерьмо? – хрипло спросил Александр. – Он едва не оторвал мне голову, когда я ударил его ножом, но я подумал, что парень просто снова увлекся.
