– Если я опоздаю, прикрой меня.
– Интересно, каким образом?
Он пожал плечами.
– Притворись, что забыл реплику, или что-то в этом роде.
– И вызвать гнев Гвендолин? Нет.
Рен вытаращила глаза и приложила палец к губам, и Джеймс толкнул Александра локтем.
– Замолчите, – шикнул он. – Вас слышно даже там.
– Какая у них сцена? – спросил Александр, понизив голос.
Ричард уже вышел на подмостки – без пиджака и галстука – и говорил со слугой, которого играл один из наших неисчерпаемых второкурсников.
– Кальпурния, – тихо ответил я.
Минуту спустя Мередит появилась между двух центральных колонн: босая, в красном шелковом халате. Ее руки были скрещены на груди.
Александр присвистнул.
– Вы видели ее ноги? Полагаю, у нас появился неплохой способ распродать билеты.
– Кстати, для парня, которому нравятся другие парни, ты отпускаешь слишком много гетеросексуальных комментариев, – заметил Джеймс.
– Я могу сделать исключение для Мередит, если она будет носить именно этот халат.
– Ты отвратителен. – Джеймс.
– Я умею приспосабливаться. – Александр.
– Заткнитесь, я хочу посмотреть. – Я.
Джеймс и Александр обменялись загадочными взглядами. Я предпочел проигнорировать их пантомиму.
Слуга Цезаря удалился, и заговорила Мередит:
– «Так что же, Цезарь? Думаешь идти!
Ты из дому ступить не должен ныне»[38].
Она стояла, уперев одну руку в бок, с мрачным, осуждающим выражением лица. Я продолжал наблюдать за ней и Ричардом.
– Мне только кажется, – прошептал Александр, – или Кальпурния сегодня немного на взводе?
– Я знаю лишь то, что они тоже репетируют, – ответил Джеймс, – но я бы предпочел, чтобы они оставили свои личные драмы в гримерке.
Мередит спустилась в Чашу и начала описывать свой сон: он звучал как угроза, а не предупреждение. Ричард, судя по выражению на его физиономии, ничего не улавливал.
– Ну, – сказал Александр, – я бы на это не рассчитывал.
Слуга вернулся на сцену. Похоже, парень боялся даже оставаться рядом с ними на подмостках. Мередит сердито взглянула на него, когда он заговорил с Ричардом.
Ричард:
– «Ну что авгуры?»
Слуга:
– «Хотят, чтоб нынче ты не выходил.
Они, вскрывая внутренности жертвы,
Никак найти в ней сердца не могли».
Ричард обернулся к Мередит.
– «Хотели боги трусость пристыдить:
Животным точно б Цезарь стал без сердца,
Когда б из страха пробыл дома день».
Он схватил ее за плечи, и она крутанулась в его хватке.
– Он что, и правда ее держит? – спросил я.
Ни Джеймс, ни Александр не ответили.
– «Нет, Цезарь не таков; опасность знает,
