Джеймс продолжал наматывать на палец прядь волос Рен. Я не мог ручаться, осознает ли хоть кто-то из них, что он делает это. Девушка улыбнулась – возможно, для камеры, – как будто у нее была какая-то тайна.
Александр бросил на меня странный, печальный взгляд.
– Ты только сейчас проснулся? – спросил он. – Ох, Оливер, ты слеп, как и все они.
На следующий вечер была назначена первая репетиция в костюмах. Команда дизайнеров – студенты-искусствоведы в компании с местными нанятыми строителями – превзошла себя. Двенадцать величественных тосканских колонн образовывали полукруг на верхней платформе, а пролет неглубоких белых ступеней вел вниз – в так называемую Чашу. Плоский диск из искусственного мрамора восьми футов в диаметре лежал на полу: именно там и должно было произойти печально известное убийство. За колоннами мягко светилась совершенно новая ширма, пронизанная спектром всех небесных цветов, от сумеречного закатного пурпура до оранжевого румянца восхода.
Неопробованные декорации всегда были вызовом, которого не ждешь во время первых репетиций, и когда мы вернулись в Замок, то были – все без исключения – уставшими, раздраженными и недовольными. Мы с Джеймсом сразу поднялись в Башню.
– Мне только кажется, или прогон занял около десяти часов? – спросил я, падая на кровать.
Матрас подхватил меня, и я застонал. Уже наступила полночь, а ведь мы были на ногах еще в пять утра.
– Похоже на то. – Джеймс сел на краю постели и пробежал пальцами по волосам.
Когда он поднял голову, то был взъерошенным, усталым и казался немного приболевшим. Лицо у него совсем побледнело.
Я приподнялся на локтях.
– Ты в порядке?
– А что?
– Ты по-настоящему… я не знаю… измотан.
Он снова опустил голову.
– Ага, – ответил он. – Я плохо спал.
– Тебя что-то тревожит?
Он просто моргнул в ответ, дескать, не понял вопроса. Затем непринужденно произнес:
– Нет. Ничего.
Он снял ботинки и встал.
– Ты уверен?
– Я в порядке. – Он повернулся ко мне спиной, расстегнул джинсы и позволил им соскользнуть на пол.
Голос его звучал чересчур ровно, но как-то неправильно, будто кто-то взял фальшивую ноту – да так и продолжал ее тянуть.
Я оттолкнулся от матраса, поднялся и медленно подошел к нему.
– Джеймс, – сказал я, аккуратно подбирая слова, – не пойми меня неправильно, но я не верю тебе.
Он оглянулся через плечо. Сначала он казался смущенным, но потом покачал головой и улыбнулся.
– «Ладно, куда ни шло: раз в жизни сделаю глупость!
