Тем временем Гвендолин хлопнула в ладоши и громко произнесла:
– Мне кажется, нам не удастся добиться чего-то получше, чем вот это! Что дальше? Пары? Хорошо. – Она повернулась в нашу сторону. – Филиппа, сходи, пожалуйста, за другими девушками.
– По-моему, это единственная причина, по которой я тут нахожусь, – пробормотала Филиппа и исчезла в гримерке.
– Богом клянусь, – сказал Александр. – Если они не дадут ей весной достойную роль, я буду бойкотировать спектакль.
– Да, – согласился я. – Я тоже.
Когда появились девчонки, сразу стало ясно, что костюмеры потратили на них уйму времени. Рен была в элегантном темно-синем платье чуть ниже колен, а Мередит облачилась во что-то красное и облегающее ее как вторая кожа или слой лаковой краски. Ее волосы были распущены, будто львиная грива.
– А мы где должны быть? – спросила Мередит.
– Я бы сказал, на обложке, – ответил Александр, оглядывая ее с головы до пят. – Им обязательно надо было втискивать тебя в это?
– Да, – ответила она. – И понадобится пятеро, чтобы вытащить меня отсюда.
Она казалась скорее раздраженной, чем самодовольной.
– Ну, – протянул Джеймс, – я уверен, что недостатка в добровольцах не будет.
В его устах это прозвучало не слишком лестно.
– Эй! – рявкнула Гвендолин. – Хватит болтать! Девушки, Джеймс, идите сюда поскорее!
Мой друг и девчонки направились в зал; Мередит в блестящих лакированных туфлях осторожно пробиралась между удлинителями. Филиппа покачала головой.
– Теперь я даже не считаюсь девочкой.
– Не обижайся, – ответил Александр, – но только не в таком наряде.
– Тишина в зале, прошу! – крикнула Гвендолин, не повернувшись.
Филиппа скорчила гримасу, словно надкусила гнилое яблоко.
– Господи помилуй! – сказала она. – Пойду-ка я покурю.
Она не стала вдаваться в подробности, но источник ее раздражения едва ли являлся для кого-то тайной. Пока Гвендолин и фотограф – очередной студент-искусствовед, позаимствованный специально для этого случая, – расставляли Ричарда, Мередит, Джеймса и Рен перед экраном, невозможно было не заметить откровенного проявления фаворитизма. Я вздохнул, почти ни о чем не беспокоясь. В отличие от Филиппы, мне повезло. Невольно очарованный непрошенной нежностью, я наблюдал, как улыбается Джеймс, когда Гвендолин, уже игнорируя камеру, толкала его и Рен поближе друг к другу.
Я вздрогнул, когда Александр наклонился к моему уху и прошептал:
– Ты видишь то, что вижу я?
– Чего?..
– Ладно, приглядись повнимательней, а потом скажи мне, видишь ли ты это.
