Дверь открылась с тяжелым скрипом, и Мередит вышла, прижав руки к животу. Я встал, вытер ладони о джинсы и безуспешно пытался поймать ее взгляд, пока не услышал, как Холиншед произнес:
– Мистер Маркс.
Я двинулся к двери механической походкой Железного Дровосека. Остановившись на пороге, я повернулся к своим однокурсникам. Они таращились куда угодно, избегая встречаться взглядами с кем бы то ни было, – кроме Джеймса, который смотрел на меня непроницаемыми серыми глазами. Он едва заметно кивнул мне. Я наклонил голову и нырнул в кабинет.
Он оказался больше, чем я ожидал, – как галерея, но с низким потолком и не такой светлый. Окна выходили на лужайку и озеро, и если бы я прищурился, то смог бы разглядеть три темные фигуры на причале. Люди. Полицейские. Дверь с грохотом захлопнулась за мной, и я вздрогнул. В комнате было четверо. Фредерик замер в углу возле шкафа. Холиншед опустил голову и прислонился к массивному письменному столу с когтистыми лапами-ножками. Гвендолин сидела за этим же столом, запустив руки в волосы. Молодой широкоплечий мужчина с песочной шевелюрой, одетый в коричневый бомбер поверх рубашки с галстуком, поднялся со стула и направился прямиком ко мне (я мельком видел его в Замке, прежде чем копы загнали нас в Деллехер-холл).
– Доброе утро, Оливер. – Он протянул мне руку, и я пожал ее одеревеневшими липкими пальцами.
– Это детектив Колборн из полицейского управления Бродуотера, – сказал Холиншед и посмотрел на меня поверх очков с безжалостным и суровым выражением на лице. – Он собирается задать вам несколько вопросов о Ричарде.
Гвендолин тихонько всхлипнула и прикрыла рот ладонью. Я с трудом сглотнул.
– О’кей.
– Не нужно нервничать, – мягко произнес Колборн. – Просто поведай мне о том, что случилось. Если ты не вспомнишь какие-то детали, так и скажи. Это совершенно нормально. Отсутствие информации лучше, чем неверная информация.
– О’кей, – повторил я.
Язык у меня был словно наждачная бумага.
– Почему бы тебе не присесть? Располагайся поудобнее. – Он указал на стул, стоявший позади меня.
(Прямо перед столом Холиншеда был еще один, тоже свободный.)
Я подчинился, гадая, исчезнет ли стул раньше, чем я сяду на него, и не упаду ли я на пол. В этот момент ничто в мире не казалось надежным и материальным – даже мебель. Колборн уселся напротив меня, полез в карман, извлек оттуда портативный черный диктофон и поставил на край стола. Техника уже работала, и на меня сердито уставился крошечный красный огонек.
