Александр покивал и опять потер затылок, но голос его на сей раз звучал тише и спокойнее:
– До прошлой ночи все было в порядке.
– «Конечно, так; но самый-то вопрос
Уж очень щекотлив: под строгим надо
Его хранить замком»[53], – заметил Джеймс.
– Мы не можем помочь Ричарду, – произнес Александр, беспомощно пожав плечами. – Мы должны помочь друг другу.
Филиппа почесала переносицу.
– Теперь можно позвонить.
– Кроме нас семерых никто сюда никогда не приходит, – добавил Джеймс. – Значит, мы скажем, что совсем недавно нашли его.
– И чем мы предположительно занимались все утро? – спросила Мередит плоским и безжизненным голосом.
– Спали, – ответил Джеймс. – Сейчас только половина девятого.
Мы кивнули – медленно, оцепенело, нестройно. Никто не хотел говорить, двигаться, звать посторонних, сообщать им о нашей личной катастрофе.
– Кто будет звонить? – подал голос Александр.
– Я, – произнесла Мередит.
Ее лицо побледнело и застыло, как гипсовая маска. Она всегда была самой храброй из нас, но сейчас это казалось несправедливым. Она провела пальцами по волосам и попыталась встать.
Я заставил себя подняться на ноги: мои конечности покалывало, но я ощутил прилив беспокойной энергии.
– Нет, я позвоню.
Все уставились на меня, а Мередит… она смотрела сквозь меня, будто я был сделан из стекла или целлофана. Хрупкий, невидимый барьер между ней и… чем?
– Хорошо, – согласилась она. – Давай.
Я покинул библиотеку с неоправданным чувством облегчения. Я еле-еле шел, моя правая рука держалась за стену. На кухне царил беспорядок: пластиковые стаканчики, бутылки и другой «праздничный» мусор были разбросаны повсюду. Брызги крови застыли на полу: наверное, здесь виолончелист позволил кулаку Ричарда обрушиться на его зубы.
Я прошел прямо по кровавым отметинам, направившись к старенькому телефону на стене.
Ничто не казалось вполне реальным. Я поднял трубку с той же замедленной осознанностью, которую всегда ощущал на подмостках, где труднее всего совершать именно обыденные действия, невозможные в своей простоте. Гудки раздавались у меня в ухе, когда я повернул диск от девятки – длинный широкий круг, – а затем их сменили два коротких рывка. Один-один.
Ответил голос. Женский. Безразличный. Квалифицированный.
– Девять-один-один. Что у вас случилось?
Я глубоко вздохнул. Пульс стучал быстро и нервно, но, когда я заговорил, голос почти не дрожал.
– Произошел несчастный случай.
