— Почему вы так говорите, товарищ капитан? Семью я люблю, соскучился по жене, детям.
— Нет, не любите, — настаивал капитан. — Если бы вы любили, то не пожалели бы сил и окопались бы по-настоящему, А то вырыли какую-то лунку, головы не спрятать в ней.
А вот окоп Владимира Пчелинцева капитану понравился. Боец выкопал его неподалеку от валуна, покрытого густым мхом. Это была удобная позиция.
Когда Терехов ушел, к Пчелинцеву подполз боец из соседнего окопчика, пристроился поудобнее, положил на солому винтовку, осмотрелся.
— Неплохо окопался, сынок, — сказал он.
Владимир с ним не был знаком и сейчас внимательно смотрел на изрядно промокшего, выпачканного в желтой глине соседа. Немолодой, с рыжеватой щетиной на щеках, нос чуть вздернутый, глаза серые и добрые-добрые.
— Я за огоньком к тебе, — продолжал боец, — не сберег спички-то, раскисли от дождя. Табачок сберег, а спички не смог.
Он чиркнул спичкой, раскурил толстую самокрутку и с наслаждением вдохнул крепкий пахучий дымок. Они разговорились. Как-то так вышло, что Владимир вдруг стал сетовать на сеющий тоску дождь, на холод, ругать старшину, который еще не покормил проголодавшихся красноармейцев.
— Тоже, поди, не сладко старшине-то нашему, — заметил боец, доставая из противогазной сумки сухарь. — На, пожуй, зубы-то молодые, вострые.
Пчелинцев с удовольствием принялся грызть крепко поджаренный сухарь.
— Небось дома и не посмотрел бы на сухари?
— Я студент, в Горном институте учился, — ответил Владимир, — а на практике все приходилось: и дымком греться, и шилом бриться.
— Да ты, видать, паренек бывалый, — обрадовался сосед. — С тобой и мне легче станет, спокойнее.
— Это почему же спокойнее? — поинтересовался Пчелинцев.
Боец ответил не сразу. Он смахнул с винтовки снежинки, протер затвор полой шинели, прилег поудобнее.
— Соседа по окопу иметь сто́ящего хорошо, — тихим голосом продолжал он, — и огоньком выручит, и в бою поддержит, поможет. И вообще как-то веселее становится на душе, когда рядом настоящий товарищ. По заводу знаю. Токарь-карусельщик я. На Металлическом работал. Павлом Петровичем Сурминым величают. Так вот, бывало, попадется хороший сменщик — и домой идешь спокойно.
Вдали за низкими поредевшими кустами раздалась автоматная очередь. Шальные пули прожужжали в сторонке.
— Фрицы нервничают, боятся, как бы мы к ним не подкрались.
Пчелинцев схватил винтовку и тоже открыл пальбу.
— Не жги патроны, сынок, береги для дела. А уж ежели стреляешь, то бей по цели, попусту чего пулять.
