А главное — люди. В штатском здесь редко кого и встретишь, все — военные. И никто из них не бежит, как в городе, сломя голову, никто не ходит разинув рот, как мы с Санькой, не ловит ворон. А если кто идёт, то идёт, сразу видно, что по делу. Встречаясь, они вскидывают руку к виску и твёрдо чеканят по земле подошвами, берут под козырёк. И нам с Санькой в глаза бросилось, что тот громче чеканит и выше подбрасывает ноги, у кого меньше звёзд на погонах, а у кого звёзды большие, тот только рукой отмахнётся и — будь здоров.
И песни, оказывается, здесь в моде. Где вы видели, чтобы люди группам шли по улице и во всё горло пели песню? Разве что на свадьбе. А тут поравнялся с нами строй таких, как Юрка, хлопцев да как грянет уже знакомый нам марш. И так это у них громко и дружно получалось, что нам с Санькой и самим хотелось запеть.
Нет, что ни говорите, а военное училище, да ещё артиллерийское — совсем другой мир, не тот, в котором мы жили до сих пор.
Ходим мы по новому для себя миру, ищем, у кого спросить, куда нам надо, и вдруг:
— Эй, скворцы! Идите-ка сюда.
Оглянулись, кого там зовут, что тут за скворцы такие есть у артиллеристов — оказывается, это нас с Санькой зовут. Мы так заслушались песнями, что не заметили на лавочке под сосной троих, как сказала бы наша географичка, аборигенов. По ношенной форме, которая хорошо сидит на них, сразу видно, что не новички. Наверное, Юркины ровесники. Хотя один из них, пожалуй, и желторотик: гимнастёрка сидит лубом, сам маленький.
Что поделаешь, надо идти, чтобы неприятности какой не было. Всё-таки не на своей улице. А может, и что хорошее скажут: куда, например, нам податься со своими вызовами на экзамены, где здесь нас должны принимать. Мы не бросились к ним рысью, а подошли нога в ногу, и Санька настороженно спросил:
— Ну?
И тут нам показалось, что мы с Санькой сделали бог знает какую непристойность, скажем, самое малое — без штанов на улицу вышли, так как старший из тех троих с одной лычкой на окаймлённых жёлтой лентой погонах аж за голову взялся.
— Нет, вы только посмотрите, товарищи, что творится? — с болью в голосе воскликнул он. — Вы только посмотрите, как они подходят к командиру!
Его товарищи укоризненно покивали головами, осуждающе поцокали языками, мол, как нам не стыдно, как нам не ай-я-яй. И хоть бы кто усмехнулся. Издеваются, паразиты. Мы с Санькой не лыком шиты, видим, что издеваются. Давно ли сами чёрствой корке были рады, давно ли поснимали такую же как и на нас, грешных, рвань, и уже строят из себя ваше благородье. Командиры шелудивые. Если бы мы встретились с ними в нашей деревне и на своей улице, то там бы ещё оно показало, кто из нас скворец, а кто — орёл. А тут вряд ли покажет: подмоги нет, и убегать не знаем куда, в свой двор не спрячешься — далеко.
