Вот и заканчивается первый день моей воинской службы. Тяжелый это был день, суетливый: Батя, Маятник, санобработка, каптёрка, перестановка кроватей, построение, ужин и прогулка строем после него, снова построение, вечерняя поверка и наконец — подготовка ко сну. Все стелются, а я ломаю голову, что делать с двумя простынями. Всю жизнь я обходился без них: драную свитку под бок, самотканой постилкой накрылся — и смотри сны. А тут их аж две. Ну, одну расстелю под низ, сверху — есть байковое одеяло. Не иначе ошибся старшина — каптенармус. Гляну вокруг — у всех по две и все одну на одну расстилают. Ну что же, видимо, тут мода такая, от обилия бесятся. И мне не жёстко будет на двух.
Тут дневальный с порога крикнул «отбой» — заскрипели, заиграли по всей казарме металлические сетки на кроватях, я тоже шмыгнул под одеяло, вытащил ноги, ладонь под щёку — роскошь, аж не верится. Под боком на сетке с пружинами ватный матрас, и после кирпичной печи мне мягко так, как богу на облаках.
Интересно, а что там сейчас дома обо мне думают отец, бабушка, Глыжка? Боюсь, они и догадаться не могут, что у меня было сегодня на ужин, на чём я сейчас сплю. Это же если сказать, что к чаю было по два кусочка сахара и по краюшке белого хлеба со сливочным маслом — белого с маслом, то кто в Подлюбичах поверит? Мне самому не верилось, даже жалко было есть. И говорят, здесь каждый день так. Значит, можно жить, можно учиться. Только с маслом и белым хлебом я делал бы не так — не давал бы каждый день комару на клювик, а собирал бы всю неделю, а тогда — всё вместе. Так я и сам толком наелся бы, и Глыжке гостинец принёс какой-никакой, когда начнут пускать в увольнение.
Ароматным мылом, что дал каптенармус, пока что мыться не буду, хватит мне и того обмылка, который сберёг в бане и украдкой спрятал в своей тумбочке. А целый брусок отнесу бабушке, она за свой век, видимо, такого не видела. Вот пусть помнит мою доброту. А может, отцу отдать? Ему тоже нет уже с чего пену на бороду пускать, когда бреется. Нет — отцу, если мне ещё дадут.
Пожалуй, сейчас у Скоковой завалинке самые танцы. Вот бы туда заявиться таким, каким я сейчас есть, вот рты разинули бы! Рыжая Тыква прикусила бы язык со своими частушками, а то раскаркалась: мой милёнок — лейтенант. Только с этим нужно подождать, пускай на кавуне отрастут хоть те три сантиметра, которые нам будет позволено иметь, как и старшекурсникам.
И так меня одолели разные мысли и мечты, что я не услышал, как к кровати подошёл старшина.
