А тут я в городской бане, в кирпичной. Зашёл туда, где моются — ну и гомон! А воды — наливай сколько хочешь, она разная из кранов течёт: и кипяток, и такая, словно из колодца — лёд льдом. Более того — под потолком у стены два сита железные, и оттуда вода ливнем льётся, только покрути вертушки на трубе. Вот это роскошь — свет не видел! А тут ещё каждому дали по брусочку настоящего хозяйственного мыла величиной с спичечный коробок, которых накроил каптенармус ниткой из большого бруса — не мытьё, а праздник.
Очень хорошо в здешней бане, целый бы день мылся, но ведь надо и голову на плечах иметь. После помывки будут же новую обмундировку давать, так что ворон ловить не надо, а то останутся какие-нибудь обноски. Тогда и будет: на тебе, небоже, что нам негоже.
И долго ли мыть этот стриженый горшок? Пены из мыла напустил, под дождиком из-под сита обдал — и пол-Ивана готово. Ещё пять минут ушло, чтобы намылить шею и Гетману из Репок потереть мне спину. Небось же, солдаты долго не плескаются: туда-сюда и — шагом марш. Хлопцы брызгаются, весело кричат, обливаются из тазиков водой, счастливо смеются, а я незаметно раз — и за дверь. Пока они там будут беззаботно шалить, так мне уже всё новое выдадут на выбор.
— Готов? — удивился каптенармус, и у него аж глаза округлились.
— Готов! — бодро подтвердил я и даже пошутил: — Чего там долго размываться? Ещё вороны схватят, подумают, что сыр.
— Ну, если готов, то иди сюда, — кивнул он мне пальцем. А на скамье рядом с ним разложены гимнастёрки с погонами, брюки с красными кантиками, горками лежат пилотки, майки и трусы — всё, что мы приволокли сюда в мешках.
Каптенармус, вместо того чтобы дать мне то, что полагается, вдруг не на шутку рассердился. И тут началось! А кто мне из ушей мыло будет вымывать — нянька? А за ушами? Там же репу можно сеять. Под каптенармусовым пальцем на моем плече откуда-то взялись грязные катышки. А ноги? Они же у меня — как кирзовые сапоги. Мне их за месяц не отмыть, если даже я буду очень стараться. И так погнал меня старшина назад, что я чуть дверь лбом не высадил в мыльную:
— Ах ты, тряпка!
С таким же успехом после меня вернулся назад и Генацвале — так мы успели уже окрестить нашего грузина. А после попытки Лёвы из Могилёва в мыльную комнату явился и сам старшина Хомутов, голый и с берёзовым веником в руке.
— Кончилось мое терпение, — сурово сказал он. — Вы что — ослепли? Парилки не видите?
А вслед за нашим каптенармусом и не наш пожаловал, и тоже с веником. Тут уж точно как только с нас кожа не пооблазила. Это же не парилка у них, а какой-то ад: дохнуть нельзя, уши в трубочку скручиваются от жары, словно лесная листва на огне. Если какого «диверсанта» не выстригли и не отравили вонючим помазком, в этом аду сам ноги вытянет. Мы охаем под вениками, извиваемся ужами, а старшины деда-кочегара охаивают:
